В зале в столь ранний час было полутемно и совсем пусто. Игорь уселся, осмотрелся. Вскоре к нему подошел официант, молодой, но обрюзгший, лысоватый и с брюшком.
— Здрасьте, — буркнул он, кинув на стол меню.
Коротин угадал, что этот парень из разряда навсегда недовольных жизнью, что в эту эпоху это преобладающий тип Homo sapiens… Игорь и бровью не повел.
— Здравствуйте, — сказал он приветливо, открыв кожаную папку.
Валентин Данько, официант
Психолог Коротин попал в точку: официант был жестоко зол на всю эту, мать ее во все дыры, жизнь. Его наказали: перевели из урожайной вечерней смены в дневную, на полную засуху. Сам Валентин упорно считал, что пострадал невинно, хотя директор и сказал ему:
— Ты, Данько, какой-то удав что ли! Меры не знаешь, хапаешь и ртом и жопой. Смотри, по краю ходишь… — а потом сжалился и, чтобы уберечь от края, перевел на голодный паек: — Мне же потом спасибо скажешь.
Но пока вместо «спасибо» подчиненный сыпал на босса голимый ненорматив. И настроение было соответствующее… Поэтому, когда один какой-то хрен вдруг вперся в зал, Валентин подошел к нему как к пеньку и меню на стол шваркнул не глядя — на, мол, подавись.
Но тот, листая, заговорил так дружелюбно, что официант невольно присмотрелся. И удивился. А дядька-то ничего себе! Одет хорошо, речь интеллигентная, морда тоже… «Заезжий! — осенило труженика подноса. — Столичная штучка». Он сразу стал любезнее.
Гость заказал борщ, телячью отбивную с рисом, чай с пирожным.
— Сразу и рассчитаюсь, — сказал он и достал бумажник…
Когда Валентин увидал стопку четвертных да червонцев, его враз обожгло и ослепило. И как будто слегка дали под дых.
Он зря злился на директора. Тот был прав на все сто. Главная беда Валентина была в его дикой жадности. При виде «капусты» он терял разум, терял себя и был готов на все. А это плохо.
Вот и сейчас он отошел от стола с перевернутой душой. И когда в кухне передавал заказ поварам, его все крутило, мотало. Деньги! Деньги!..
Вот если бы… того, а? Боязно, конечно, особенно после вчерашнего. И хочется и колется…
От душевных перепадов захотелось в сортир по-малому. Он и побежал. А когда вышел в вестибюль, тут оно и случилось.
Входная дверь громко хлопнула. Ввалился Лом — принц местной гопоты Толян Ломов, уже оттянувший три года по хулиганке. Знакомый с незапамятных времен: одни дворы, одна школа, одна шпана.
— О! — вскрикнул он. — Валька, братан! Как это я на тебя попал! Брат, опохмели. Сдохну, бля!..
Валентин смотрел на эту быдловатую харю, как на чудо. Да! Так и есть. Это знак.
Он был трусливо-суеверен по жизни. И когда после того, как едва не вывернуло наизнанку, возник этот дурак Лом, Валентина вставило совсем вперекос. Он вздрогнул — и решился. Как с горы слетел!
— Иди сюда.
— Чё?..
— Сюда, говорю! Видишь?
Лом глянул в зал:
— Ну, вижу. И чо? Фраер какой-то сраный.
Данько схватил Лома за лацкан куртки, потащил в туалет.
— Иди, иди… А знаешь, сколько у этого фраера лавэ?
— Ну?
— Гну! Да сотен семь в лопатнике, не меньше. Понял?
Они взглянули друг другу в глаза. Так Валентин не выдержал бы взгляда желтых рысьих глаз, а тут — легко, хоть бы хрен по деревне.
— Ну?.. — прищурился Лом, все поняв.
— Чего ну? — обозлился Данько. — Я говорю, взять на гоп-стоп, когда в сортир пойдет, руки мыть. Капусту пополам. Ну?
— А! Ну да, понятно. Работать мне, а бабки пополам…
— Ну ладно, ладно, пополам, не пополам, там разберемся. Тут, главное, шанс! Я ж говорю, у него там чуть не штука мается!.. — Все это неслось яростным свистящим шепотом.
— Ладно. — Лом сплюнул. — Но сперва сотку! А то горю.
Они и прежде промышляли так по вечерам. Когда иной вдрызг пьяный вываливался на темную улицу, тут-то его и «принимали» Толян с братвой. В самом кабаке ни-ни — но тут особый случай. Шанс! И, как нарочно, все сложилось под него.
Данько сбегал на кухню, втихую вынес Лому сто грамм, потом быстро смотался за готовым блюдом:
— Ваш заказ, прошу. Приятного аппетита!
— Спасибо. — Гость как будто удивился внезапной любезности официанта.
Игорь Коротин
«С чего это он так расстелился? Купюры увидел небось. Да и по одежде, по манерам небось за кого-то особенного принял… Ну и ладно».
Игорь с аппетитом ел, думая о своем. О «Глоке», например. Он и сам толком не знал, зачем ему оружие. Что случилось с Сашей? Куда пошли ребята и для чего здесь пистолет?.. Не знал, но ничего хорошего от этой неизвестности не ждал. А раз так, то и мозги морочить нечего. Есть ствол — и хорошо, что есть.
Поев, Коротин поискал глазами официанта, но тот куда-то пропал. Как ветром сдуло. Игорь пожал плечами, оставил на столе рубль и пошел на выход. Идя, ощутил, что пистолет неловко повернулся в кармане. А, зараза… Поправить надо.
И вдруг почудилось, что в темноте гардероба колыхнулось нечто. Игорь сдвинул брови: что за чушь?.. Но вглядываться не стал. Шагнул в сортир, включил воду — типа руки помыть…
Дверь за спиной внезапно распахнулась.
— Стой ровно, баклан. Стой, я сказал! Своих дырок мало?
И в спину уперлось что-то острое.
Анатолий Ломов
«Сука ты, Валек. Ишь, бабки пополам… Сроду такой был, говна не выпросишь. А на халяву первый. Сука… Ладно, сочтемся. Еще не знаешь, кто такой Толян Ломов, какие дела он делает. Придет время — узнаешь, шары вылупишь. От зависти усрешься!»
От водки отпустило, а то в самом деле приперло — гроб. Толян поглубже вдохнул, выдохнул…
Он занял нужную позицию. Его в гардеробе было не видать, а он оттуда видел все. Тот мужик сидел, жрал, пил. Долго, но Лом умел ждать, ничего не делая, ни о чем не думая. Да и дело того стоило.
Наконец этот козел пожрал, встал, пошел сюда. Сука… Конечно, ничего худого он не сделал, но Лом так уж привык думать про всех. Жизнь научила.
Почти про всех. Кроме одного человека…
Пока тот мужик шел, он успел разглядеть его. Точно просек Валька! Хоть и гондон, а мозгой шурупит. Шмотки правильные, такие хрен где встретишь. И морда ученая, в очках. Точно, москвич, сука. И руки точно мыть пойдет — культурный, гад.
Двинулся неловко — и этот крендель встрепенулся, давай зырить. Толян весь зашхерился, ни звука… Ну, этот зыркнул да свернул в сортир.
Вперед! Лом беззвучно скользнул следом. Нож-выкидуха у него всегда с собой. Лезвие щелкнуло, выскочив из рукояти.