— Нет. Сан-Франциско и Лейксайд — это уже не одна и та же страна, и Новый Орлеан с Нью-Йорком — не одна и та же, и Майами с Миннеаполисом — тоже.
— Да ладно, — осторожно возразил Тень.
— Так и есть. У них остались некоторые общие культурные формы — деньги, федеральное правительство, сфера развлечений — земля одна и та же, без сомнения, но единственное, на чем держится иллюзия единой страны, — это баксы, «Сегодня вечером»
[80]
и макдональдсы. — Они подходили к парку в конце улицы. — Мы сейчас навестим одну даму, будь с ней любезен. Но не переусердствуй.
— Буду душкой, — пообещал Тень.
Они сошли с дорожки и двинулись прямо по траве.
Девочка лет четырнадцати с зелено-оранжево-розовым хайром на голове провожала их взглядом, когда они проходили мимо. Она сидела рядом с какой-то дворнягой, на шее у которой вместо поводка и ошейника была завязана веревка. Взгляд у девочки был еще более голодный, чем у собаки. Собака сначала на них залаяла, а потом завиляла хвостом.
Тень протянул девочке доллар. Та с непонимающим видом уставилась на бумажку.
— Купишь собаке еды, — предложил Тень.
Девочка кивнула и улыбнулась.
— Скажу прямо, — продолжил Среда. — С этой дамой нужно быть поосторожнее. Ты можешь ей приглянуться, и это будет совершенно лишнее.
— Она твоя подружка, что ли?
— Не приведи господи, даже за все пластмассовое барахло Китая! — развеселился Среда.
Гнев его, видимо, прошел, а может быть, он отложил его на будущее. У Тени было подозрение, что гнев — и есть тот мотор, с помощью которого тот передвигается.
Под деревом на траве сидела женщина, перед ней была расстелена скатерть, а на скатерти стояли пластиковые контейнеры с едой.
Она была — не толстая, вовсе нет — она была, как говорится — хотя до нынешнего момента у Тени не было повода употреблять это слово — пышнотелая. Волосы у нее были очень светлые, практически белые — длинные платиновые локоны, как у давным-давно умершей киностарлетки, губы накрашены темно-красным, а на вид ей можно было дать от двадцати пяти — и до пятидесяти.
Когда они подошли, она как раз взяла с тарелки перченое яйцо. Подняв взгляд на Среду, она положила яйцо обратно и вытерла руку.
— Здравствуй, старый пройдоха, — сказала она с улыбкой.
Среда отвесил ей низкий поклон, подхватил ее руку и поднес к губам.
— Выглядишь божественно, — сказал он.
— А как еще, черт возьми, я должна выглядеть? — благодушно поинтересовалось она. — Впрочем, ты все равно лжец. Идея отправиться в Новый Орлеан оказалось очень неудачной. Сколько я там набрала — фунтов тридцать, наверное. Клянусь. Нужно было бежать оттуда сразу, как только я начала ходить вразвалочку. У меня теперь ляжки при ходьбе друг о друга трутся, представляешь?
Последнюю фразу она произнесла, обращаясь к Тени. Он понятия не имел, что на это ответить. Он чувствовал, как заливается горячей краской. Женщина радостно захохотала.
— Он краснеет, ему неловко! Среда, радость моя, ты привел ко мне скромника! Просто подарок! Как его звать?
— Это Тень, — сказал Среда. Казалось, он наслаждается тем, что Тень чувствует себя неловко. — Тень, поздоровайся с Пасхой.
Тень пробормотал что-то невнятное, типа «здрасте», и женщина снова заулыбалась. У него было ощущение, что его ослепили светом фар — так делают браконьеры перед выстрелом: ослепляют оленя, и он цепенеет. Он чувствовал на расстоянии запах ее духов, дурманящую смесь жасмина, жимолости, свежего молока и кожи.
— Ну, как делишки? — спросил Среда.
Женщина-Пасха радостно засмеялась всем своим телом, смех у нее был глубокий, гортанный. Как можно не проникнуться симпатией к человеку, который так смеется?
— Все замечательно, — сказала она. — А ты, старый волк, ты-то как поживаешь?
— Я надеюсь заручиться твоей поддержкой.
— Зря теряешь время.
— По крайней мере выслушай меня, прежде чем прогонишь.
— А толку? Все равно у тебя ничего не выйдет.
Она посмотрела на Тень.
— Присаживайся рядом, угощайся. Вот, возьми тарелку, накладывай побольше. Тут все вкусно. Яйца, жареная курица, курица карри, салат из курицы, а это лапэн, крольчатина в смысле, холодный кролик — очень вкусно, а вон в той миске тушеная зайчатина — давай, я сама положу.
Так она и сделала: взяла пластиковую тарелку, положила целую гору еды, протянула ему и перевела взгляд на Среду:
— А ты будешь?
— Я весь в твоем распоряжении, дорогая, — сказал Среда.
— В тебе столько дерьма, — сказала она, — странно, что глаза у тебя до сих пор не коричневые. — Она протянула ему пустую тарелку. — Угощайся.
Послеполуденное солнце превратило ее волосы в светящийся платиновый ореол.
— Тень, — сказала она, с аппетитом жуя куриную ножку. — Какое приятное имя! Почему тебя зовут Тень?
Тень облизнул сухие губы.
— В детстве, — начала он, — я с мамой, мы, то есть она, ну, она работала секретаршей в американских посольствах, в разных странах, и я с ней, мы жили в Северной Европе, переезжали из города в город. Потом она заболела и раньше времени ушла на пенсию, и мы вернулись в Штаты. Я никогда не мог найти общий язык с другими детьми, поэтому молча ходил хвостом за взрослыми. Наверное, мне просто нужна была компания. Не знаю. Я был тогда мелкий совсем.
— С тех пор ты подрос, — сказала она.
— Да, — согласился Тень. — Подрос.
Она повернулась к Среде, который болтал ложкой в тарелке с какой-то похлебкой, по виду напоминающей холодное гомбо.
[81]
— Так значит, этот мальчик всех расстроил?
— Ты слышала?
— Я всегда держу ухо востро, — сказала она. — Не стой у них на пути, — обратилась она к Тени. — Слишком много вокруг тайных обществ, и они не знают ни любви, ни верности. Реклама, независимые организации, правительство — все в одной лодке. И попадаются самые разные, от практически безвредных до весьма опасных. Эй, старый волк, я тут на днях слышала один прикол, тебе должно понравиться. Как можно быть уверенным, что ЦРУ не причастно к убийству Кеннеди?
— Я слышал этот прикол, — откликнулся Среда.
— Жаль. — Она опять повернулась к Тени. — А эта шпионская заварушка, в которую ты попал, — это совсем из другой оперы. Эти парни существуют потому, что все уверены в их существовании. — Она осушила бумажный стаканчик с каким-то напитком, похожим на белое вино, и встала. — Тень — хорошее имя, — сказала она. — Я хочу моккачино. За мной! — И она зашагала прочь.