— Мисси Гунтер рассказала, что вы пишете для местной газеты.
— Мисси Гунтер рассказывает что угодно и кому угодно. Я вообще не понимаю, зачем нам нужна газета, раз есть Мисси Гунтер. — Она кивнула. — Да, пишу. Новости всякие, хотя по большей части о новостях пишет мой редактор. Я веду рубрику о природе, о садоводстве, воскресную рубрику, раздел «Новости сообщества», где дотошно, в подробностях описывается, кто с кем отобедал в радиусе пятнадцати миль и чего они съели. Или — что съели?
— Что, — вырвалось у Тени, прежде чем он спохватился. — Винительный падеж.
Она посмотрела на него, и у Тени возникло ощущение дежавю. Я уже был здесь раньше, подумал он.
Нет, просто она кого-то мне напоминает.
— Ну, в общем, так в квартире у вас станет теплее, — сказала она.
— Спасибо, — сказал Тень. — А когда станет теплее, приходите с вашим мелким в гости.
— Его зовут Леон, — сказала она. — Было приятно познакомиться, мистер… Простите…
— Айнсель, — подсказал Тень. — Майк Айнсель.
— Что это за фамилия такая — Айнсель? — поинтересовалась она.
Тень понятия не имел.
— Такая фамилия, — сказал он. — Признаюсь, я никогда особенно не интересовался историей своей семьи.
— Норвежская, должно быть? — спросила она.
— У нас вообще между родственниками довольно прохладные отношения, — сказал он, но, вспомнив про своего дядюшку Эмерсона Борсона, добавил: — по крайней мере по отцовской линии.
…К приезду Среды Тень заклеил щели в окнах пластиковыми пленками, поставил один обогреватель в гостиной, другой — в спальне. И в комнатах стало довольно сносно.
— Черт возьми, что за пурпурное дерьмо ты себе купил? — спросил Среда вместо приветствия.
— Ну, у меня раньше было другое, белое дерьмо, — сказал Тень, — но на нем уехал ты. Кстати, где оно теперь?
— Я его поменял с доплатой в Дулуте, — ответил Среда. — Осторожность не повредит. Не волнуйся, свою долю ты получишь, когда все закончится.
— Что я здесь делаю? — спросил Тень. — В смысле в Лейксайде. А не вообще.
Среда улыбнулся — такой улыбкой, после которой Тени всегда хотелось его ударить.
— Ты здесь, потому что это последнее место, где они тебя станут искать. Я тебя сюда отправил, чтобы ты исчез из поля их зрения.
— «Они» — то есть «черные шляпы»?
— Именно. Боюсь, Дом-на-Скале теперь для нас закрыт. Это несколько осложняет дело, но ничего, справимся. Пока не начнется настоящая битва, — а начнется она несколько позже, чем мы все ожидали, — можно топать ногами, размахивать флагами, ходить караколью и валять дурака. Я думаю, они будут тянуть до весны. До весны ничего серьезного не произойдет.
— Почему?
— Потому что они могут сколько угодно болтать о микромиллисекундах и виртуальных мирах, о смене парадигм и т. д и т. п., но они все равно живут на этой планете и вынуждены подстраиваться под годовой цикл. Сейчас мертвый сезон. И победа, одержанная в это время, — гиблая победа.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Тень. Это была не совсем правда. Он смутно понимал, о чем шла речь, но надеялся, что ошибается.
— Это будет очень скверная зима, и нам с тобой надо использовать это время с максимальной пользой. Мы сплотим наши ряды и выберем поле битвы.
— Ладно, — сказал Тень. Он знал, что Среда говорит правду. Или часть правды. Будет война. Хотя нет: война уже началась. Будет битва. — Бешеный Суини сказал, что выполнял свое задание в тот вечер, когда мы встретили его в баре. Он сказал это перед смертью.
— Ты думаешь, мне пришла бы в голову мысль нанимать человека, который не сможет одолеть в пьяной драке даже такого щелкуна, как Суини? Не волнуйся, ты с лихвой оправдал мое доверие. Ты бывал в Лас-Вегасе?
— В Лас-Вегасе, который в Неваде?
— В нем самом.
— Нет.
— Мы сегодня вылетаем туда из Мэдисона, ночным вип-авиарейсом, на чартерном самолете для мотов и транжир. Я убедил их, что нужно лететь именно этим самолетом.
— Тебе врать никогда не надоедает? — спросил Тень. Спросил мягко, с любопытством.
— Ничуточки. К слову сказать, это чистая правда. Мы играем по-крупному. До Мэдисона мы должны добраться не больше чем за пару часов, на дорогах свободно. Так что выключай обогреватели и запирай все. А то спалишь ненароком дом в свое отсутствие — и это будет совсем нехорошо.
— С кем мы будем встречаться в Лас-Вегасе? — спросил Тень.
Среда ответил.
Тень выключил обогреватели, побросал в сумку кое-какую одежду, повернулся к Среде и сказал:
— Слушай, я что-то ступил. Я помню, ты мне только что сказал, с кем мы будем встречаться, но у меня вылетело из головы. Мозг заклинило или я не знаю что. Ничего не помню. Повтори.
Среда повторил.
На этот раз Тень почти запомнил. Имя вытеснялось куда-то на периферию сознания. Нужно было внимательнее слушать. Тень не смог удержать его в памяти.
— Кто поведет? — спросил он Среду.
— Ты, — ответил он.
Они вышли из дома, спустились по деревянной лестнице и прошли по обледенелой дорожке до того места, где был припаркован черный «Линкольн Таун-кар».
Тень сел за руль.
Посетителя казино со всех сторон одолевают соблазны — соблазны, отмахнуться от которых может только каменный, бессердечный, бездумный и на удивление лишенный алчности человек. Только послушайте: звон серебряных монет, которые бьют автоматной очередью, со звяканьем сыплются на поднос и переливаются через край прямо на ковер с вышитой на нем монограммой, сменяется сладкозвонным урчанием игровых автоматов, бряцаньем, металлическим плеском, который растворяется в огромной зале и понемногу стихает, переходя в расслабляющее фоновое журчание, а когда доходишь до карточных столов, — в отдаленный шум, настроенный ровно на то, чтобы поддерживать нужный уровень адреналина в крови игроков.
У всех казино есть один секрет, они его хранят, никому не выдают и очень им дорожат. Это их величайшая тайна. На самом деле большинство людей играют вовсе не для того, чтобы выиграть какую-то сумму денег, хотя именно об этом горланит реклама, именно это навязывает вам кино, именно об этом вы грезите в потаенных мечтах. Это всего лишь маленькая заманчивая ложь, которая заставляет вас войти в огромные, всегда распахнутые и гостеприимные двери.
Секрет прост: люди играют, чтобы проигрывать. Они приходят в казино ради того, чтобы на несколько мгновений почувствовать, что они на самом деле живы, чтобы закружиться на колесе фортуны, чтобы раскрыться — как раскрываются карты; чтобы пропасть — вместе с монетой, ныряющей в щель автомата. Люди могут хвастать удачной игрой, деньгами, выигранными в казино, но в глубине души они ценят те мгновения, когда проигрывают. В каком-то смысле это жертвоприношение.