Глава пятая,
в которой речь идет об утренней расплате
Толстому Чарли хотелось пить…
Толстому Чарли хотелось пить, и голова у него болела, во рту было гадостно, глаза — слишком маленькие для головы. Все зубы зудели, желудок жгло огнем, а спина болела такой болью, которая начинается от коленей и доходит до лба, мозги у него как будто изъяли и заменили ватными тампонами, иголками и булавками, вот почему тяжело было даже попытаться думать, а глаза стали слишком круглыми и за ночь выкатились, а потом их прибили назад кровельными гвоздями…
К тому же любые звуки громче трения друг о друга молекул в броуновском движении — выше его болевого порога. А еще ему хотелось умереть.
Толстый Чарли открыл глаза. Большая ошибка: ведь так он впустил внутрь дневной свет, а от него стало больно. С другой стороны, теперь стало ясно, где он (в собственной кровати, в своей спальне) и (поскольку прямо перед ним стоял будильник) что времени половина двенадцатого.
А самое ужасное (думал он по одному слову зараз) — у него такое похмелье, каким ветхозаветный бог поражал мадианитян, и при следующей же встрече с Грэхемом Хориксом, без сомнения, он услышит, что уволен. Интересно, не удастся ли разыграть по телефону нечеловеческие муки? Тут Толстый Чарли сообразил, что большим подвигом была бы попытка изобразить хоть что-то другое.
Он не помнил, как вчера ночью попал домой.
Наверное, надо позвонить в офис. Как только сумеет вспомнить номер телефона. Тогда он извинится… какая-нибудь чудовищная двадцатичетырехчасовая простуда… дескать, лежит пластом и ничего поделать не может…
— Знаешь, — сказал кто-то рядом с ним в кровати, — кажется, бутылка воды с твоей стороны. Не можешь передать?
Толстому Чарли хотелось объяснить, что никакой бутылки с его стороны кровати нет и что вообще ближайшая вода в раковине ванной, и если он промыл стакан для полоскания зубов… а потом сообразил, что смотрит на одну из нескольких бутылок, стоящих у него на тумбочке. Протянув руку, он почувствовал, как показавшиеся чужими пальцы сомкнулись на горлышке, а после с усилием, которое обычно приберегают для того, чтобы втянуться на последние несколько футов по отвесной скале, перекатился в кровати.
Это была девушка с «отверткой». К тому же голая. Во всяком случае, те части, которые ему были видны.
Забрав у него бутылку, она натянула себе на грудь простыню.
— Спасибо. Он просил тебе передать, когда проснешься, чтобы ты из-за работы не беспокоился. Не нужно звонить и говорить, что заболел. Он просил передать, что уже обо всем позаботился.
Толстого Чарли это не успокоило. Его заботы и тревоги отнюдь не улеглись. Впрочем, учитывая его нынешнее состояние, в голове у пе го хватало места лишь для одной мысли, и сейчас он беспокоился, успеет ли вовремя добраться до туалета.
— Тебе нужно побольше пить, — сказала «Отвертка». — Восстановить водный баланс.
Толстый Чарли успел в ванную. Затем (раз он уже был на месте) постоял под душем, пока стены не перестали покачиваться, а после почистил зубы, не сблевав.
Когда он вернулся в спальню, «Отвертки» там уже не было, что принесло большое облегчение Толстому Чарли, который начал надеяться, а вдруг она алкогольная галлюцинация, как розовые слоны или кошмарная мысль, что вчера вечером он поднимался на сцену, чтобы петь.
Халата он не нашел, поэтому надел тренировочный костюм — лишь бы почувствовать себя достаточно одетым для визита на кухню в дальнем конце коридора.
Зазвонил мобильный телефон, и он стал ощупывать куртку, которая лежала на полу у кровати, пока не нашел аппарат и щелчком не отбросил крышку. Потом он, насколько возможно маскируя голос, в него хмыкнул — на случай, если это кто-нибудь из «Агентства Грэхема Хорикса» пытается определить его местонахождение.
— Это я, — произнес голос Паука. — Все в норме.
— Ты сказал, что я умер?
— Еще лучше. Я сказал, что я это ты.
— Но… — Толстый Чарли постарался собраться с мыслями. — Но ты же не я!
— Ха, я-то это знаю! Я им так сказал.
— Ты даже не похож на меня.
— Не создавай лишних проблем. Все под контролем. Ох! Пора бежать. Большой босс хочет меня видеть.
— Грэхем Хорикс? Послушай, Паук…
Но Паук уже отключился, экранчик мобильного погас.
В дверь вошел халат Толстого Чарли. В халате была девушка, и на ней он смотрелся гораздо лучше, чем на самом Толстом Чарли. В руках она несла поднос со стаканом воды, в которой шипел «алка-зельтцер», и кружкой с еще чем-то.
— Выпей и то и другое, — велела она. — Сначала из кружки. Залпом.
— Что в ней?
— Яичный желток, острый вустерский соус, табаско, соль, чуточка водки и так далее. Исцелит или прикончит. Давай! — сказала она не допускавшим возражений тоном. — Пей!
Толстый Чарли влил в себя жидкость.
— О Господи! — выдохнул он.
— Ага, — согласилась девушка. — Но ты все еще жив.
В этом он был не уверен, но все равно выпил «алка-зельтцер». Тут ему кое-что пришло в голову.
— М-м-м… — сказал Толстый Чарли. — Э-э-э… Послушай. Вчера ночью. Мы. Э-э-э…
«Отвертка» недоуменно расширила глаза.
— Мы — что?
— Ну, мы… Сама знаешь. Делали?
— Ты хочешь сказать, что не помнишь? — Ее лицо упало. — Ты сказал, такого у тебя никогда не было, словно ты раньше никогда не занимался любовью с женщиной. Ты был на одну треть — бог, на одну треть — животное и еще на одну — неостановимая секс-машина.
Толстый Чарли не знал, куда девать глаза. «Отвертка» захихикала.
— Шучу. Я помогла твоему брату доставить тебя домой, мы тебя почистили, а после сам знаешь…
— Нет, — отозвался он. — Не знаю.
— Ты был в отключке, а кровать у тебя большая. Не знаю, где спал твой брат. У него, наверное, здоровье, как у быка. Встал с рассветом ясный, как солнышко.
— Он пошел на работу, — пробормотал Толстый Чарли, — Выдал себя за меня.
— А они не заметят разницы? Я хочу сказать, на близнецов вы не похожи.
— По всей видимости, пока не заметили.
Он покачал головой, потом посмотрел на девушку, которая показала ему маленький, исключительно розовый язычок.
— Как тебя зовут?
— Ты что, забыл? Я-то твое имя помню. Ты Толстый Чарли.
— Чарльз, — сказал он. — Просто Чарльз сойдет.
— Я Дейзи. — Она протянула руку. — Приятно познакомиться.
Они серьезно пожали друг другу руки.
— Мне чуть лучше, — неожиданно заключил Толстый Чарли.
— Как я и сказала, прикончит или исцелит.