Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси - читать онлайн книгу. Автор: Нил Гейман cтр.№ 195

Чуть меньше шести утра. Мир тих. В конце переулка ранний собаковладелец уговаривал погадить шпица. Лениво тащился к домам и назад к своему красному фургончику почтальон. Затем на тротуаре под домом Толстого Чарли вдруг что-то шевельнулось. Толстый Чарли опустил взгляд. У живой изгороди стоял мужчина. И увидев, что Толстый Чарли в пижаме смотрит на него, он улыбнулся и помахал. Мгновенное узнавание потрясло Толстого Чарли до глубины души: ему были знакомы и улыбка, и манера махать, хотя он не мог бы сказать, откуда или почему. Обрывки сна еще вертелись у него в голове, от этого Толстому Чарли стало не по себе, а весь мир показался нереальным. Он потер глаза, и человек у изгороди исчез. Толстый Чарли понадеялся, что он ушел, растворился в клочьях утреннего тумана, забрав с собой беспокойство и безумие, которые принес.

Тут снизу позвонили.

Просунув руки в рукава халата, Толстый Чарли спустился.

Раньше он никогда не набрасывал цепочку прежде, чем открыть дверь, но сейчас сделал это, а дверь оттянул на себя лишь на шесть дюймов.

— Доброе утро, — настороженно сказал он. Просочившаяся в щелку улыбка осветила бы небольшую деревушку.

— Ты позвал, и я явился, — сказал незнакомец. — Ну, Толстый Чарли, разве ты не собираешься открыть мне дверь?

— Кто вы?

Уже произнося эти слова, он понял, где видел этого мужчину: в маленькой часовенке при крематории на похоронах матери. Тогда он в последний раз видел эту улыбку. И ответ угадал еще до того, как его услышал.

— Я твой брат.

Толстый Чарли закрыл дверь. Снял цепочку и дверь распахнул. Незнакомец все еще стоял на пороге. Интересно, как здороваться с предположительно воображаемым братом, в существование которого ты раньше вообще не верил?

Так они и стояли, один по одну сторону порога, другой — по другую, пока брат не сказал:

— Можешь звать меня Паук. Кстати, ты пригласишь меня войти?

— Да. Приглашу. Конечно, приглашу. Пожалуйста. Входи.

Толстый Чарли первым стал подниматься по лестнице.

Невозможное случается. Когда такое происходит, большинство людей справляются как могут. Сегодня, как и в любой другой день, приблизительно пять тысяч человек на планете столкнутся с событием, вероятность которого одна на миллион, и никто не откажется верить своим глазам и ушам. Большинство (каждый на своем языке) скажут что-нибудь вроде «Странная штука жизнь, верно?» — и займутся своими делами. Толстый Чарли пытался отыскать логичное, разумное, здравое объяснение происходящему, а еще силился свыкнуться с мыслью, что брат, о котором он не подозревал, поднимается за ним двумя ступеньками ниже. Войдя в кухню, они остановились.

— Хочешь чашку чая?

— Кофе есть?

— Боюсь, только растворимый.

— Сойдет.

Толстый Чарли повернулся к чайнику.

— Значит, приехал издалека? — спросил он.

— Из Лос-Анджелеса.

— Как долетел?

Брат присел за кухонный стол. Пожал плечами. Такое движение может означать все что угодно.

— М-м-м… Ты надолго в Лондон?

— Пока не задумывался.

Незнакомец — Паук — оглядел кухню Толстого Чарли так, словно никогда не бывал на самой обычной кухне.

— Какой любишь кофе?

— Черный как ночь, сладкий как грех.

Толстый Чарли поставил перед ним кружку и передал сахарницу.

— Накладывай.

Паук ложку за ложкой клал в чашку сахар, а Толстый Чарли только смотрел во все глаза.

Между ними действительно было семейное сходство. С этим не поспоришь, хотя одно это не объясняло острого ощущения знакомости, которое накатило на Толстого Чарли при виде Паука. Паук выглядел таким, каким Толстый Чарли видел себя в мечтах, а не стеснительным, слегка разочаровывающим малым, какого он с монотонной регулярностью встречал по утрам в зеркале. Паук был жилистее, выше, элегантнее. Черная с красным кожаная куртка и черные кожаные штаны в обтяжку сидели на нем как вторая кожа. Толстый Чарли постарался вспомнить, такая ли одежда была на крутом малом из его сна. Паук словно бы подавлял все вокруг: всего лишь сидя по другую сторону стола от него, Толстый Чарли чувствовал себя неловким, дурно сложенным и глуповатым. Дело было не в одежде, а в сознании, что сам он в таких вещах выглядел бы жалким клоуном. Дело было не в том, как Паук улыбался (небрежно, радостно), а в холодной, непреложной уверенности самого Толстого Чарли, что даже практикуйся он перед зеркалом до конца времен, ему все равно не выдавить улыбку и вполовину столь обаятельную — чуть нахальную, чуть галантную.

— Ты приезжал на мамину кремацию, — сказал Толстый Чарли.

— Я собирался подойти к тебе после службы, — отозвался Паук, — но решил, что это не самая удачная мысль.

— Жаль. — Тут Толстому Чарли кое-что пришло в голову. — Я думал, ты и на папины похороны придешь.

— Что? — переспросил Паук.

— На папины похороны. Во Флориде. Пару дней назад.

Паук тряхнул головой.

— Он не мертв! Уверен, я бы знал, если бы он умер.

— Он мертв. Я его похоронил. Ну, во всяком случае, засыпал могилу. Спроси миссис Хигглер, если хочешь.

— Как он умер?

— Сердечный приступ.

— Это ничего не значит. Это только говорит, что он умер.

— Ну да. Умер.

Паук перестал улыбаться. Теперь он смотрел в свой кофе, будто надеялся там найти ответ.

— Надо бы самому посмотреть, — пробормотал он. — Нет, я тебе, конечно, верю. Но когда речь идет о твоем старике… Даже если твой старик одновременно мой старик.

Он скривился. Толстый Чарли прекрасно знал, что значит эта гримаса. Она достаточно часто возникала на его собственном лице, когда заговаривали о его отце.

— Она живет все там же? В доме по соседству с тем, где мы выросли?

— Миссис Хигглер? Да, там же.

— Ты, случаем, ничего оттуда не привез? Открытку? Может, фотографию?

— Целую коробку.

Большую картонную коробку Толстый Чарли еще не открывал. Она так и осталась забытая в коридоре. Принеся ее в кухню, он поставил ее на стол. Потом кухонным ножом разрезал скотч, которым она была оклеена. Запустив тонкие пальцы в коробку, Паук перелистнул фотографии точно игральные карты, пока не нашел одну двадцатилетней давности, на которой их мать и миссис Хигглер сидели на крыльце у последней.

— И крыльцо еще на месте?

Толстый Чарли напряг память.

— Кажется, да.

Позднее он так и не мог сообразить, увеличилась ли фотография или Паук уменьшился. Он мог бы поклясться, что ничего такого на самом деле не произошло, тем не менее бесспорным было одно: Паук ушел в фотографию, которая замерцала, пошла рябью и его поглотила.