— Ну?
— Тебя это все хоть чему-нибудь научило?
Тень пожал плечами.
— Не знаю. Большую часть из того, что понял, вися на дереве, я успел забыть, — сказал он. — Главное, с людьми интересными познакомился. Хотя, с другой стороны, я теперь уже ни в чем не могу быть до конца уверен. Это вроде как те сны, после которых просыпаешься другим человеком. Помнишь их потом всю жизнь и знаешь, что они про что-то такое, про самое главное и глубокое, что в тебе есть, и ты вроде бы что-то понял, но стоит попытаться вспомнить детали, как они от тебя ускользают, и ничего ты с этим не поделаешь.
— Н-да, — кивнул мистер Нанси. А потом ворчливо добавил: — А ты и впрямь не такой уж дебил, каким кажешься.
— Может, оно и так, — сказал Тень. — Но честно говоря, мне бы хотелось, чтобы все то, что случилось со мной после выхода из тюрьмы, не просачивалось просто так сквозь пальцы. Мне многое было дано с тех пор, и многое из этого я уже успел потерять.
— А может, сберег-то ты на самом деле куда больше, чем тебе кажется? — спросил мистер Нанси.
— Нет, — ответил Тень.
Они пересекли границу Флориды, и Тень в первый раз в жизни увидел настоящую пальму. Интересно, подумал он, ее тут нарочно посадили, чтобы каждый, кто едет мимо, понимал, что он уже во Флориде?
Мистер Нанси начал похрапывать, и Тень посмотрел на него. Голова у старика по-прежнему была совершенно седая, да и дышал он как-то нехорошо, хрипло. Наверное, уже не в первый раз отметил про себя Тень, во время боя ему что-нибудь там повредили, в легких. Впрочем, от какой бы то ни было медицинской помощи Нанси отказался наотрез.
Флорида тянулась за окном машины много дольше, чем ожидал от нее Тень, и к тому времени, как он приткнулся возле маленького, стоявшего на самой окраине Форт-Пирса одноэтажного домика с наглухо закрытыми ставнями окна, было уже совсем поздно. Нанси, который последние пять миль пути исполнял роль штурмана, предложил ему остаться переночевать.
— Да я и в мотеле могу комнату снять, — пожал плечами Тень. — Какие проблемы?
— Можешь, конечно, и я на тебя останусь в обиде. Ну, то есть виду я, конечно, не подам. Но злобу затаю, — сказал мистер Нанси. — Так что давай-ка лучше оставайся, я тебе на кушетке постелю.
Мистер Нанси отвалил штормовые ставни и раскрыл окна. В доме пахло плесенью и сыростью, и был еще вдобавок к этим двум какой-то смутный сладковатый запах, будто здесь водились призраки давным-давно почивших печений.
Тень сперва согласился, весьма неохотно, переночевать у мистера Нанси, а потом — с еще большей неохотой — составить ему компанию и отправиться в бар в конце улицы, дабы пропустить там на сон грядущий по стаканчику, пока дом проветривается.
— Ты с Чернобогом-то виделся? — спросил мистер Нанси, когда они вышли в душную флоридскую ночь. Мимо то и дело с гудением проносились здоровенные летающие тараканы, а под ногами кишмя кишели еще какие-то членистоногие, пощелкивавшие на ходу твари. Мистер Нанси раскурил сигарку и тут же зашелся в отчаянном приступе кашля. Сигарки он, впрочем, так и не бросил.
— Когда я вышел из пещеры, его там уже не было.
— Домой, наверное, умчался. Там теперь будет тебя ждать, вероятнее всего.
— Ну да.
До конца улицы они дошли молча. Бар по виду был так себе, но по крайней мере он был открыт.
— По первому пиву проставляюсь я, — сказал мистер Нанси.
— Мы только по одному и собирались выпить, не больше, вы не забыли? — поинтересовался Тень.
— Ну что ты за человек такой? — вскинулся мистер Нанси. — Вечно придирки какие-то мелочные…
Мистер Нанси заплатил за первые два стакана пива, потом Тень заплатил еще за два. Потом он с ужасом наблюдал за тем, как мистер Нанси уламывает бармена запустить караоке, после чего — уже с чувством неловкого изумления — за тем, как старик, добравшись через пень-колоду до последней строчки «Что нового, киска?», перешел к весьма мелодичному и довольно уверенному исполнению «Как ты сегодня хороша».
[137]
Голос у него оказался очень даже ничего, с последними нотами песни та немногочисленная публика, которая была в баре, начала мистеру Нанси аплодировать и выкрикивать что-то не слишком членораздельное, но явно одобрительное.
К тому времени как он вернулся к стойке, возле которой стоял Тень, вид у него стал куда свежее прежнего. Ни тебе красных глаз, ни серовато-бледной кожи.
— Ну, теперь твоя очередь, — сказал он Тени.
— Исключено, — отрезал Тень.
Но мистер Нанси уже заказал им еще по стакану пива и протягивал Тени залапанную распечатку с репертуаром загруженных в аппарат песен.
— Просто выбери ту песню, в которой знаешь слова, и все дела.
— Не смешно, — сказал Тень.
Мир уже потихоньку тронулся у него перед глазами в кругосветное плавание, и сил на то, чтобы спорить с мистером Нанси, не было решительно никаких, и вот уже мистер Нанси поставил на аппарате «Не дай понять меня не так»,
[138]
и вытолкнул его — в буквальном смысле слова — на крохотную самопальную эстраду в дальнем углу барной залы.
Тень взял в руки микрофон так, будто боялся, что эта штука того и гляди оживет, а потом пошла музыка, и он через силу просипел первое слово: «Бейби…» Никто из сидевших в баре людей ничем в него не запустил. Да и слово раскатилось по языку как-то само собой. «Теперь ты понимаешь меня?» Голос у него был хрипловатый, но мелодичный, да и сама по себе эта хрипотца к песне подходила. «Порой мне кажется, что я сошел с ума. Но ты ведь знаешь сама, такое с каждым бывает…»
И он все пел и пел, даже и тогда, когда они шли домой, сквозь звенящий, плотный воздух флоридской летней ночи, двое мужчин, молодой и старый, и оба нетвердо держались на ногах, и оба были совершенно счастливы.
— «Пусть я не ангел, но я и не дурак, — пел он, обращаясь к паукам и крабам, к тараканам, ящерицам и прочей ночной твари. — Мой бог, не дай понять меня не так!»
Мистер Нанси довел его до кушетки. Кушетка оказалась Тени явно не по росту, и он решил, что будет спать на полу, но к тому времени, как решение спать на полу окончательно оформилось у него в голове, он уже спал мертвым сном, полулежа-полусидя на том крохотном диванчике.
Поначалу ему ничего не снилось. Он просто провалился в теплую и уютную темноту. А потом в темноте возник огонь костра, и он пошел на свет.
— Неплохо у тебя получилось, — шепотом, не открывая рта, сказал человек-бизон.
— Я даже не знаю, что я такого сделал, — сказал Тень.
— Ты установил мир, — ответил человек-бизон. — Ты взял наши слова и сделал их своими словами. Им все это время было невдомек: то, что они вообще были здесь, на этой земле — и люди, которые их почитали, были здесь — это все только потому, что нас это устраивало. Но мы ведь можем и передумать. И очень может быть, что в конце концов мы передумаем.