Тень закрыл дверь. Его куда-то тянуло. Он снова оказался один в полной тьме, но тьма становилась все светлее, пока не начала сиять как солнце.
И тут пришла боль.
Белая шла через луг, и там, где ступала ее нога, распускались весенние цветы.
Она прошла то место, где когда-то, давным-давно, стояла ферма. Даже и теперь кое-где видны были остатки стен: они торчали из луговой травы и густого бурьяна как гнилые зубы. Шел мелкий дождь. Тучи висели на небе, тяжелые и низкие, и было холодно.
Чуть дальше того места, где стояла ферма, было дерево, огромное серебристо-серое дерево, безлистое, пребывающее в зимней спячке, а перед деревом, на траве, лежали истлевшие обрывки обесцвеченной дождем и ветром ткани. Женщина остановилась над этими обрывками, нагнулась и подняла с земли что-то буровато-белое: сильно изъеденный кусочек кости, который когда-то вполне мог быть фрагментом человеческого черепа. И — уронила обратно в траву.
Потом она перевела взгляд на висящего на дереве человека и криво усмехнулась.
— И совсем они не такие интересные, когда голые, — заметила она. — Половина удовольствия — пока снимаешь оболочку. Вроде как с подарками. Или с яйцами.
Мужчина с ястребиной головой, который шел рядом, опустил голову, посмотрел на свой пенис и, судя по всему, впервые обратил внимание на то, что на нем нет одежды. Он сказал:
— Зато я могу смотреть на солнце даже не моргая.
— Какой ты молодец, — одобрительно кивнула Белая. — А теперь давай-ка его оттуда снимем.
Мокрые веревки, которыми тело Тени было притянуто к дереву, давным-давно насквозь прогнили, и стоило за них потянуть, с легкостью расползлись. Тело, висевшее на дереве, осело и соскользнуло вниз, к древесным корням. Они подхватили его в падении, подняли и понесли, особо не напрягаясь, хотя человек был очень большой, а потом положили на жухлую бурую траву.
Лежавшее на земле тело было холодным, и дыхания слышно не было. На боку было пятно запекшейся крови, будто сюда его ударили копьем.
— И что теперь?
— А теперь, — сказала она, — нам нужно его согреть. Ты знаешь, что должен сделать.
— Знаю. Но не могу.
— Если не хочешь мне помогать, незачем было звать меня сюда.
Она протянула к Гору белую руку и дотронулась до волос у него на голове. Он сощурился, напряженно и отчаянно. А потом задрожал, будто в лихорадке.
Глаза, которые смотрели на нее, были глазами ястреба, и вот теперь в этих глазах зажглись оранжевые искры, словно пламя, давно дремавшее под слоем золы, вдруг вспыхнуло и рванулось вверх.
Ястреб подскочил в воздух, взмыл ввысь и пошел в небо по широкой плавной дуге, постепенно набирая высоту, очерчивая то место в низких серых облаках, где предположительно должно было быть солнце, и по мере того как он поднимался, превратился сначала в точку, потом в крохотное темное зернышко, а потом — для невооруженного глаза — и вовсе в пустое место, во что-то, что можно было вызвать только силой воображения. Облака начали расходиться и рассеиваться, освобождая участок синего неба, посреди которого сияло солнце. Первый солнечный луч, пробившийся сквозь тучи и плеснувший на луг, был великолепен, но облака расходились все больше, и этот дивный образ исчез. Вскоре утреннее солнце залило светом луг не хуже, чем летом, в самой середине дня, выпаривая влагу от утреннего дождичка в блекло-серую дымку, а потом выжигая напрочь и дымку.
Золотое солнце омыло лежавшее на траве тело своим сиянием и теплом. На мертвую кожу легли мазки розового и тепло-коричневого цвета.
Женщина осторожно провела пальцами правой руки по груди мертвого человека. Ей показалось, что где-то глубоко она почувствовала легкую дрожь — не сердцебиение, конечно, но все-таки… Руку она оставила лежать там же, на груди, прямо на сердце.
Она наклонилась к губам Тени и дохнула ему в легкие, тихо-тихо, выдох и вдох, а потом ее дыхание переросло в поцелуй. Поцелуй был ненавязчив и пах весенним дождем и луговыми цветами.
Рана на боку мертвого снова начала сочиться кровью — алой живой кровью, которая посверкивала на утреннем солнце, как россыпь рубинов, а потом кровь остановилась.
Она поцеловала его в щеку, а после в лоб.
— Ну давай, — сказала она. — Пора вставать. А то все уже началось. Ты же не хочешь пропустить самое интересное.
Веки его дрогнули, и открылись глаза, серые, как вечерние сумерки, и посмотрели на нее.
Она улыбнулась и убрала руку с его груди.
Он сказал:
— Ты призвала меня обратно, — сказал медленно, будто забыл, как это, говорить. В его голосе явственно слышались недоумение и обида.
— Да.
— Я ушел. Меня судили. Все было кончено. Ты призвала меня обратно. Как ты посмела.
— Прости меня.
— Ладно.
Он сел, очень медленно. Потом сморщился и приложил руку к боку. И снова вид у него сделался недоуменный: там были потеки свежей крови, но раны под ними не было.
Он протянул руку; она обняла его и помогла подняться на ноги. Он оглядел луг, так, словно пытался вспомнить имена вещей, на которые сейчас смотрел: на цветы в высокой траве, на развалины дома, на дымку светло-зеленых почек, которой подернулись ветви огромного дерева.
— Ты все помнишь? — спросила она. — Помнишь то, что узнал за это время?
— Я потерял имя и сердце. А ты вернула меня назад.
— Ну прости меня, — сказала она. — Скоро начнется сражение. Между старыми и новыми богами.
— Ты хочешь, чтобы я сражался на твоей стороне? Тогда ты зря потратила время.
— Я вернула тебя, потому что должна была это сделать, — сказала она. — А ты теперь будешь делать то, что должен делать ты. Сам выбирай. Я свое дело сделала.
Внезапно она обратила внимание на то, что он совсем голый, и тогда она вспыхнула горячим алым румянцем и отвела глаза — вниз и в сторону.
Сквозь туман и дождь вверх по склону горы, по проходам между камнями двигались тени.
Белые лисы трусили бок о бок с рыжеволосыми людьми в зеленых куртках. Рядом с быкоголовым минотавром шел дактиль
[133]
с железными пальцами. Свинья, обезьяна и острозубый гуль
[134]
карабкались по камням вместе с человеком, кожа у которого была голубая, а в руках он держал огненный лук, с медведем, у которого в мех были вплетены цветы, и еще с одним человеком, одетым в золотую кольчугу, в руках у которого был меч, сплошь состоявший из глаз.
Прекрасный Антиной, бывший любовник Адриана, шел по склону горы во главе целого отряда одетых в кожу амазонок со скульптурными, откровенно стероидного происхождения торсами.