Он повесил трубку и вернулся за столик.
— Кто это? — поднял голову Тень.
— Он не представился.
— И что им нужно?
— Они предлагают перемирие, чтобы передать нам тело.
— Лгут как всегда, — сказал Чернобог. — Заманить хотят, а потом прихлопнут. Так же, как Среду. Я сам когда-то выкидывал такие фокусы, — добавил он и погрузился в мрачное молчание.
— Речь шла о нейтральной территории, — сказал Нанси. — По-настоящему нейтральной.
Чернобог хохотнул. Звук был такой, будто металлический шарик катается по высохшему черепу.
— И я так говорил когда-то, точно так же. Приходите на нейтральную территорию, говорил я, а потом ночью мы подбирались незаметно и убивали всех! Славные были времена.
Мистер Нанси пожал плечами. Потом сунул в рот несколько коричневых, прожаренных насквозь ломтиков картофеля и с довольным видом улыбнулся:
— Мм-мм. Прекрасная получилась у вас картошечка! — сказал он.
— Этим людям нельзя доверять, — сказал Тень.
— Слушай сюда. Я старше тебя, и умнее тебя, и выгляжу лучше, чем ты, — проговорил мистер Нанси, отчаянно выстукивая донышко бутылочки с кетчупом и сплошь заливая соусом свою подгорелую картошку. — Я за вечер могу трахнуть больше телок, чем ты за целый год. Я танцую как ангел, дерусь как медведь, которого загнали в угол, на хитрости горазд пуще старого лиса, пою как соловей…
— А сказать-то вы, собственно, хотели…
Карие глаза Нанси внимательно посмотрели в глаза Тени.
— Что им от тела избавиться нужно ничуть не меньше, чем нам — его заполучить.
Чернобог сказал:
— Нет таких нейтральных мест.
— Есть такое место, — сказал мистер Нанси. — Это — центр.
Определить точное местонахождение центра чего бы то ни было — задача по меньшей мере не из легких. А если речь идет о живых — о людях, скажем, или о континентах, — она и вовсе переходит в разряд сугубо гипотетических. Где, к примеру, центр у человека? А где центральная точка сна? А в случае с континентальной частью Соединенных Штатов — следует учитывать при поиске центра Аляску или не стоит? А Гавайи?
В самом начале двадцатого века был изготовлен из картона огромный макет США, основных сорока восьми штатов, и для того, чтобы найти центральную точку, его пытались уравновесить на острие булавки, пока не нашли одно-единственное место, в котором подобное равновесие было возможно.
Как приблизительно и предполагалось заранее, точный географический центр континентальной части Соединенных Штатов располагался в нескольких милях от города Ливан, штат Канзас, и приходился на свиноферму Джонни Гриба. К началу тридцатых жители города Ливан дозрели до того, чтобы соорудить в самом центре свинофермы подобающий монумент, но Джонни Гриб заявил им на это, что на фиг ему не надо, чтобы сюда приезжали миллионы туристов, топтались по всей округе и пугали чушек, так что монумент в ознаменование географического центра Соединенных Штатов в итоге был сооружен в двух милях к северу от города. Отсюда к нему проложили асфальтовую дорогу, после чего, в ожидании небывалого наплыва туристов, даже построили возле монумента мотель. И стали ждать.
Но туристы так и не приехали.
Теперь это место представляет собой запущенный маленький парк с шаткой часовенкой, в которой не поместилась бы даже самая скромная погребальная процессия, — и с мотелем, окна которого похожи на глаза мертвеца.
— Вот по этой самой причине, — констатировал мистер Нанси, как раз когда они въезжали в Гуманвиль, штат Миссури (нас. 1084 чел.), — точный центр Америки и представляет собой убогий парк, пустую церквушку, кучку камней и развалины мотеля.
— Свиноферму, — буркнул Чернобог. — Ты только что сказал, что настоящий центр Америки — это свиноферма.
— Не то важно, где он на самом деле, — сказал мистер Нанси. — А то важно, где он находится с людской точки зрения. В любом случае, точка эта — воображаемая. Именно поэтому она так и важна. Народ — он только за воображаемые вещи и готов идти в бой.
— Такой народ, как я? — поинтересовался Тень. — Или вроде вас народ?
Нанси смолчал. Чернобог издал звук, который можно было принять за смешок, а можно — и за фырканье.
Тень попытался поудобнее устроиться в задней части автобуса. Но поспать получилось всего ничего. Было странное ощущение неудобства в районе желудка. Хуже, чем бывало в тюрьме, и даже хуже, чем тогда, когда Лора рассказывала про ограбление. Скверный знак. Шею покалывало, плюс общее муторное состояние, а еще — несколько раз на него волнами накатывал страх.
Мистер Нанси остановился в Гуманвиле и припарковался возле супермаркета. Вдвоем с Тенью они зашли в магазин. Чернобог остался на стоянке, с неизменной сигаретой в зубах.
Светловолосый молодой человек, совсем еще мальчик, перекладывал на полках коробки с сухими завтраками.
— Привет, — сказал мистер Нанси.
— Привет, — откликнулся молодой человек. — Это правда, я так понимаю? Они его убили?
— Да, — сказал мистер Нанси. — Они его убили.
Молодой человек рубанул рукой по коробкам, и несколько штук отлетело к дальней стенке стеллажа.
— Им кажется, что нас можно давить как тараканов, — сказал он. — Но мы ведь не тараканы, правда? Мы кусаемся.
— Нет, — сказал мистер Нанси. — Мы не тараканы.
— Я там буду, сэр, — сказал молодой человек, и его светло-голубые глаза полыхнули огнем.
— Да-да, я знаю, Гвидион,
[110]
я знаю, — сказал мистер Нанси.
Мистер Нанси купил несколько больших бутылок «Ройал Краун колы», упаковку туалетной бумаги в шесть рулонов, коробку каких-то подозрительного вида серных сигарок, связку бананов и пачку жвачки, «Даблминт».
— Он славный мальчик. Появился в седьмом веке. Валлиец.
Автобус зигзагами шел сперва на запад, потом на север. Весна опять понемногу превратилась в вялое охвостье зимы. Канзас тянулся бесконечной серой лентой: одинокие облака, пустые окна, потерянные человеческие души. Тень навострился ловить радиостанции, мастерски лавируя между запросами мистера Нанси, которому нравились всякие обсуждаловки и танцевальная музыка, и Чернобогом, который предпочитал музыку классическую, и чем мрачнее, тем лучше, с гарниром из евангелистских радиостанций самого что ни на есть крайнего толка.
Ближе к вечеру они остановились, по просьбе Чернобога, на окраине Черривейла,
[111]
штат Канзас (нас. 2464 чел.). Чернобог привел их на луг, начинавшийся сразу за крайними домами. В тени деревьев все еще лежал снег, и трава была цвета высохшей глины.