Ошибка 95 - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Скуркис, Александр Соловьев cтр.№ 65

(Мила, это я. Извинись и тотчас распрощайся).

Она судорожно схватилась за локоть Кэла.

(Не оборачиваться, вырваться и бежать с ребятами на похороны большой рыбы.)

Кэл улыбнулся: видимо, он по-своему расценил то, с какой силой держится за него эта симпатичная незнакомка.

(Надеть костюм, плакать, театрально рыдать, а потом смеяться до изнеможения, дурачиться и пойти в кафе, напиться вместе со всеми пива, как раньше, когда была студенткой; она готова сейчас на все, ведь карнавал же… Только не идти со Смитом.)

Мила остановилась, Кэл стал поворачивать голову, брови удивленно взлетели вверх.

– Что-то не так?

(Ах, Кэл… Ребята…)

– Простите, – пробормотала она. – Но, кажется, я…

Нет, не выпускать наружу нытье и сомнения; ведь она знает, что неизбежно сделает то, что приказывает Айвен Смит. И ни за что не посмеет ослушаться.

В шуме толпы ни Кэл, ни Роджер не расслышали ее слов.

– Что случилось? – спросили они в один голос, при этом чепчик на голове усатого Роджера забавно колыхнулся.

Мила выдавила улыбку.

– Я найду вас, ребята! – повысив голос, сказала она. – Здесь у меня подруга, только позову ее – и сразу к вам.

Не дожидаясь ответа, она обернулась и мимо Айвена шагнула в толпу.

Пройдя рядом с ней несколько шагов, он остановил ее и прижал к стене.

– Все в порядке, Мила. Я достал то, что хотел, – сказал Айвен. – И вот еще что. Возьми.

Он вынул из большого переднего кармана пакет с засахаренной воздушной кукурузой.

Мила распечатала упаковку и принялась медленно есть, как ни странно, голода она уже не испытывала, чувствовала только невероятную усталость и опустошенность.

– Мы возвращаемся к машине, – сказал Айвен спустя пять или десять минут.

Она рассеянно посмотрела на него и увидела, как он изменился. Лицо было постаревшим, осунувшимся и таким худым, что через кожу просвечивали все кости черепа. В глазах застыли тоска и непреклонность.

– Ты ведь, кажется, говорил, мы будем гулять до вечера.

– Людей стало больше. На возвращение уйдет часа два, еще час на подготовку.

Они постояли еще некоторое время, задумчиво глядя на проезжающие по площади пирамиды с танцующими на них девицами, и затем, протискиваясь сквозь толпу, стали пробираться туда, откуда пришли.

* * *

Фридрих Ганф до полудня валялся в постели. Он отменил две встречи, вызвал личного врача для того, чтобы тот констатировал проявление нейроциркуляторной дистонии, и затем сообщил об этом референту.

В пять минут первого Фридрих вышел из дома, искупался в бассейне, а затем около часа завтракал, сидя в шезлонге. После этого некоторое время он гулял по саду, затем вернулся, посмотрел новости, почитал газету и снова повалился в постель.

Фридрих думал о том, что, вероятно, развитие биокибернетики на планете только начинается. Эта наука находится еще на таком примитивном уровне, что ученые не могут предвидеть все последствия экспериментов, отсюда и возникают столь распространенные киберпсихозы. Разумеется, сам он всегда относился к тем, кто голосует за Энтеррон и за биокибернетику, иначе быть не могло, ведь он – шеф-оператор двенадцатого региона, гарант Новой Системы. Но в душе обитало беспокойство, оно не покидало его даже в самые лучшие времена, с тех пор, как вступил в действие закон о праве граждан на имплантацию. Когда количество имплантированных перевалило за пятьдесят процентов, наступил прогнозированный специалистами «социальный покой», но все помнили и о другой вехе – восьмидесяти пяти процентной, той самой, о которой во всеуслышание предупреждал профессор Качинский до того, как внерегиональный отдел принял в отношении него решительные меры.

Согласно гипотезе Качинского, после достижения восьмидесятипятипроцентного барьера, оставшиеся в меньшинстве неимплантированные («внесистемщики», как нарек их Качинский), окажут решающее влияние на дальнейший ход истории. В краткий срок они произведут перераспределение власти и частной собственности и превратят планету в олигархическое государство, ничем не отличающееся от тех, что существовали в древности на Земле.

Фридрих знал, что ученые готовят новые программы и растят новых клонов Энтеррона, совершенствуют центральный компьютер, готовятся к воплощению очередных проектов, оптимизируют технологию, упрощают систему управления, но насколько совместимо чередование этих научных экспериментов с медленной эволюцией человеческой психики? Не станет ли все похожим на горький опыт популярных артистов, убивающих себя бесчисленными операциями омоложения, не прошедшими достаточную проверку в медицинских лабораториях?

Встав с кровати, Фридрих открыл бар-холодильник и выбрал среди бутылок одну, привезенную когда-то с Земли, простоявшую на Терре-три в частном подвале более века, проданную на аукционе, и затем подаренную ему его другом Ремо. Это был «Шато-Лафит» две тысячи семьдесят третьего года, того самого, когда перестали существовать Соединенные Штаты Америки и Российская Федерация, а вместе с их распадом завершился период, называемый теперь Страшными Временами.

Фридрих подошел к окну и поднял бутылку на уровень глаз. Тонкая полоса осадка на дне всколыхнулась и стала расширяться, превращаясь в загадочную дымку. Фридрих аккуратно поставил бутылку на подоконник и пошел к шкафчику за штопором и бокалом. Он рассчитывал, что вино сможет отвлечь его от неприятных мыслей.

Теперь Качинский живет на острове и фамилия у него другая – вот вся информация, которой владел Фридрих Ганф. Даже приложив максимум стараний, задействовав полицию, военных и службу охраны безопасности, он не мог узнать ни на йоту больше о восьмидесяти пяти и пятнадцати процентах, чем знал сейчас. Сведения о гипотезе Качинского скорее всего не были уничтожены и теперь хранятся в таком месте, куда вход разрешен ограниченному числу людей. Отчего-то в уме Фридриха возникали образы древних тамплиеров, одетых в длинные холщовые балахоны, под которыми скрывались окровавленные мечи.

Взяв штопор и хрустальный бокал, Фридрих вернулся к окну, открыл бутылку и аккуратно, чтобы муть не смешалась с драгоценной жидкостью, налил вино.

Поднеся бокал к губам, он закрыл глаза и медленно вдохнул.

Ему и прежде приходилось пробовать настоящие бордоские вина, несмотря на то, что на Терре-три их количество исчислялось всего лишь десятками литров, но аромат шедевра, который он держал в руках, был непередаваемым.

Фридрих подумал о том, что каким бы путем не пошла в ближайшем будущем история, судьба будет на его стороне, ведь он всегда останется среди этих пресловутых пятнадцати процентов. Он улыбнулся и вдруг услышал где-то в голове явственный шепот: «Я должен погибнуть… но я очень хочу жить».

Фридрих вздрогнул, и несколько капель лафита, который стоило бы хранить не в баре, а в музее, и никогда не открывать, упали на подоконник.