Я шагаю по изумительно красивой земле гигантскими шагами. С поляны на поляну. С одного берега реки – на другой. Я шагаю по зелёным лесам и сине-стальным озёрам, пересекаю длинный извилистый, как норвежские фиорды, залив и иду над голубым морем.
Впереди – огненная полоса заката. И над ней, как мрачные горы, – тёмные, лиловые тучи.
Это не южное море. Это северное море. Холодное море. Потому и закат тут вполнеба.
Я иду над морем на закат. И поднимаюсь всё выше и выше.
Вот уже и тучи подо мною. И я легко перешагиваю с одной на другую.
Они сверху вовсе не тёмные, эти тучи. Они светлые, серебристые.
Не зря англичане в старину говорили: «У каждой тучки – серебряная изнанка».
Я шагаю по тучам, и надо мною плывут лёгкие, совсем уже белые облака, до которых не дотянуться – слишком высоко они.
Я ухожу всё дальше и дальше от той, первой своей жизни, в которой было много радости и много горя.
Я молод. У меня крепкие руки и сильные ноги, и мускулы – как камни.
По существу, я ещё мальчишка, но у меня седые волосы, и я видел столько, что этого хватило бы, наверное, на три полные жизни.
Я видел свою прекрасную родину, невообразимо далёкую, совершенно недостижимую теперь. В наш век не всем выпадает такое великое счастье. Уже многие тысячи, сотни тысяч людей рождаются, живут и умирают, так и не побывав на своей родине. А я, как сейчас, вижу улицы громадного родного города и свою школу на окраине, и поросшие лесом Уральские горы за ней.
Туда для нас нет возврата. Никто ещё не возвращался отсюда туда.
Я видел бесконечность. Настоящую бесконечность, а не тесный обжитой мирок Солнечной системы. Не всем дано видеть это. Даже в наше космическое время.
И я узнал другую жизнь, полную опасностей и горя, неведомых на моей родине.
Мы сами выбрали себе такую жизнь. Нам не на что жаловаться.
А теперь я ухожу и из этой жизни. И скоро она может показаться лёгкой и прекрасной. Потому что впереди – худшее.
Я не хотел бы уходить в неизвестность. Но так сложилось…
Вначале мы уходили в неизвестность все вместе.
А теперь уходим по одному. Это труднее.
Вот и мой черёд…
Я шагаю и шагаю по тучам на закат. Как дух. Как «бог».
Но я не дух. У меня крепкое земное тело. И всё земное нужно ему. И долго будет нужно.
И пока я не «бог». Мне ещё предстоит стать «богом»…
Когда уходишь в другую жизнь, надо забыть всё прежнее. Говорят, так легче.
Но пока я не могу забыть. И может, никогда не смогу.
Мне ещё долго идти по тучам. Я буду перешагивать через острова и заливы, через леса и плоскогорья незнакомого материка.
Пока что он далеко впереди, этот материк – громадный и неизвестный.
На нём сотни диких племён. А может – тысячи?
И которое из них – моё?
Я ничего не знаю о них, кроме того, что они – есть!
Там, на этом материке, я стану «богом».
Никогда не был «богом». И какой из меня «бог» получится?
Ведь в школе нас этому не учили…
Мне ещё очень долго шагать по тучам. Наверно, успею вспомнить всю свою первую жизнь – с того самого дня, когда эта зловеще прекрасная планета потребовала от меня первой жертвы. Всю жизнь, как в древнем кино – лента за лентой, кадр за кадром…
Лента первая. Родина
1. Мой первый космос
Мне девять лет. Я сижу в столовой нашей квартиры. Столовая у нас очень большая. Но когда собираются гости, здесь бывает тесно. Так много гостей. И почти все – учёные. Потому что папа – тоже учёный. Он работает в Уральской Академии наук и пишет толстые книги. Я не раз листал эти книги, но ничего не понимаю в них. Все буквы и цифры знакомые, и много знакомых слов, но больше незнакомых. И, главное, смысл непонятен.
Папа говорит, что мне нужно двенадцать лет учиться, чтобы начать разбираться в его книгах. А я уверен, что буду разбираться в них уже через три года, когда в шестом классе мы закончим изучать неорганическую химию и начнём органическую. Папа пишет как раз про неё – про органическую химию.
Но папа не только пишет. Он связан со многими заводами мира, и часто уезжает на заводы, и целая полка в его кабинете завалена образцами различных пластмасс, составы которых разрабатывал папа.
В столовой у нас одна стена белая. Это большой телевизор. В других комнатах есть маленькие – такие белые окошечки в стенах. В моей комнате телевизор настроен только на детские программы. А когда я хочу смотреть взрослые – иду в столовую.
Вот и сегодня я тут. Потому что улетает от Земли самый большой космический корабль. Таких ещё не было. В нём двести человек и всякие мастерские, заводы, вездеходы на гусеницах, колёсах и на воздушной подушке. В нём речные катера и свёрнутые дирижабли, маленькие транспортные ракеты и разобранные вертолёты.
По существу, это не корабль, а целый город. И он полетит очень далеко. К зелёной планете Рита, на которой живут первобытные люди.
Об этом корабле и об этой планете в последнее время много говорили и по радио, и по телевидению.
Открыли планету давно, ещё когда я не родился, и долго спорили: посылать или не посылать туда людей. Решили посылать и стали строить космический корабль.
Строили его на Третьей космической станции. Потому что она самая большая. Но даже она оказалась мала для такого корабля, и её пришлось расширять.
Теперь корабль улетает. И это будут показывать по телевидению. Вообще старты космические показывают редко. А старта большого космического корабля я ни разу не видел. Я специально ушёл из интерната, чтобы посмотреть этот старт дома, спокойно, чтобы никто не мешал. В интернате ребята перед телевизором наверняка будут галдеть, прыгать, толкаться, и я что-нибудь пропущу. А пропускать нельзя ничего. Потому что я стану астронавтом. И для этого надо знать всё о космических кораблях, об их стартах и вообще о космосе.
…Вот сейчас издали показывают всю Третью космическую станцию и корабль, прижавшийся к ней.
Я знал, что он не меньше самой станции. Но такого не ожидал.
Он напоминает дельфина, этот корабль. Громадного дельфина с длинными треугольными плавниками. Он возвышается над плоским кругом космической станции, как гора возвышается над каким-нибудь горным озером.
Корабль – серебристо-зелёный. А станция – серебристо-белая. И глядеть на них очень интересно. Как будто перед тобой две красивые большие игрушки.