Ферма - читать онлайн книгу. Автор: Том Роб Смит cтр.№ 62

Я шагнул с причала в лодку. Как и говорила мать, мотор был снабжен ЖК-монитором. Но он был тускл и темен: в аккумуляторах не осталось ни капли энергии, достаточной для того, чтобы оживить дисплей. Мысли мои обратились к кусочку льда, который мать обнаружила в жабрах лосося. Она была права, в тот вечер она действительно нащупала его кончиком пальца — отец купил лосося, руководствуясь, однако, совсем другими причинами, чем те, о которых она подозревала. В Лосиной реке перевелись лососи. Лососевая лестница [8] , построенная для того, чтобы рыба обходила стилизованную под старинную мельницу плотину, не выполняла своего предназначения — конструкция ее оказалась неудачной и непродуманной. Лососи больше не поднимались вверх по реке, так что ловить в ней стало нечего, за исключением скользких угрей и хищных щук. Отец, прельстившись стоимостью фермы, сгоряча заверил мать, что в реке водится рыба. Многочисленные справочники, утверждавшие, что Лосиная река богата рыбой, вышли в свет еще до того, как на ней была построена мини-ГЭС. Слишком поздно осознав свою ошибку, отец постарался скрыть ее, боясь, как бы это открытие не доконало мать, которую и так надломили проблемы со скважиной. Он действовал из лучших побуждений, но, как говорят, благими намерениями вымощена дорога в ад. За лосося, выловленного в норвежских водах, заплатил Хокан, приобретя его у местного рыботорговца.

Я бросил комок смерзшейся земли на лед, чтобы определить его толщину. У меня ничего не получилось. Тогда я перебросил ноги через борт и осторожно попробовал его ногой. Лед выдержал мой вес. Я ступил на него уже обеими ногами, готовый в любую секунду влезть обратно в лодке, если он затрещит. Но лед оказался прочным, и я отправился в долгий путь к острову Слезинки.

Осторожно ступая, я медленно продвигался вверх по замерзшей реке. Мне понадобилось три часа, чтобы добраться до опушки леса, и к тому времени я уже успел пожалеть о том, что не захватил с собой еды и горячего питья. Дойдя до первых деревьев, я ненадолго остановился, чтобы перевести дух, глядя на раскинувшийся передо мной бескрайний пейзаж, словно сошедший со страниц сказок о троллях, которые так любила мать, — казалось, он существует вне времени и пространства, вечный и неизменный. Надо мной раскинулось белесое небо, а меж деревьев повисла морозная дымка. Кое-где из воды торчали валуны, и лед замерз вокруг них причудливыми наростами — брызги и пена буквально застыли на лету. Снег был исчерчен следами животных. Расстояние между некоторыми было очень большим — наверное, их оставили лоси. Не исключено, что мать действительно встретилась с одним из них на реке, и он проплыл так близко, что она и впрямь могла коснуться его, если бы захотела. Наверняка и остров Слезинки не выдуман и существует на самом деле. Я ухватился за ту же самую ветку, что привлекла внимание матери. На коре дерева виднелись следы веревок, которыми привязывали лодки.

Оказавшись на острове, я сгреб снег с почерневших головешек в том месте, где полыхал пожар. Отец утверждал, что окрестные подростки собирались здесь и занимались всяким непотребством: курили травку и совокуплялись. И пожар тогда вспыхнул совсем не случайно. Мать сама устроила его. На борту лодки они обнаружили пустую канистру. Одежда, брошенная ею на берегу реки, пропахла бензином. Что же касается обгоревшего молочного зуба, последней обнаруженной ею убийственной улики, то он был ее собственным. Это был молочный зуб моей матери, который вместе с прочими детскими безделушками хранился в резной деревянной музыкальной шкатулке. Отец полагал, что мать бросила ее в огонь, смотрела, как она горит, и так близко подошла к пламени, что оно обожгло ее до волдырей. Все сгорело без следа, уцелел лишь обуглившийся молочный зуб.

Вечером на ферме я разобрал груду накопившейся почтовой корреспонденции. Среди бесполезного хлама и парочки просроченных счетов мне на глаза попались два билета на городской фестиваль Санта Лючии, праздник света в самую длинную ночь в году, зимний аналог праздника летнего солнцестояния. Как это похоже на мать — заблаговременно купить билеты на праздник, до которого тогда было очень далеко. Она всегда была организованной и педантичной; более того, она ни за что не простила бы себе, если бы пропустила его. Там должен был собраться весь город, включая тех, кого она подозревала.

До сего знаменательного события оставалось еще несколько дней, и я попытался хоть что-нибудь разузнать о Мие. Я разговаривал с учителями в ее школе, владельцами магазинов на набережной и даже останавливал прохожих на улицах. Мой интерес приводил людей в замешательство. Многие знали о том, что случилось с матерью, и история эта передавалась из уст в уста, став достоянием всего города и его обитателей. Но они никак не могли взять в толк, почему мои расспросы касаются дочери чужого для меня человека. Да и, правду сказать, расследование я вел любительски. Один раз я даже предложил лишний билет на праздник Санта Лючии в обмен на информацию. Не обладая ни властью, ни авторитетом, я являл собой жалкое зрелище, и надо мной бы смеялись, не будь я столь жалок. Самые большие надежды я возлагал на разговор с детективом Стелланом в сонном полицейском участке. В отличие от матери, он заставил меня ждать, и согласился поговорить лишь на ходу, направляясь из участка к своей машине, причем ограничился тем, что, следуя примеру Хокана, заявил, что никакими новыми сведениями не располагает. Надеясь, что с добрым отшельником мне повезет больше, я нанес визит Ульфу. Он открыл дверь, но внутрь не пригласил, и мне пришлось довольствоваться лишь беглым взглядом на кусок стены, где по-прежнему висели рушники с цитатами из Библии, вышитые его женой.

В тот вечер я позвонил отцу, и он сообщил мне, что мать потеряла сознание от обезвоживания. Врачи уверили его, что, согласно Закону о дееспособности, она не имеет права отказываться от приема жидкости или пищи. Если они примут решение о том, чтобы поставить ей капельницу с физраствором, а она выдернет иглу из вены, ее придется связать. После этого у меня состоялся разговор с Марком, в ходе которого тот по большей части молчал, надеясь, очевидно, что я сам, без подсказки, пойму, что пора возвращаться.

Я уже готов был сдаться и даже в отчаянии принялся подбирать рейсы, отправляющиеся в Лондон, но вечером вдруг раздался стук в дверь. Это оказался доктор Норлинг. Все его очарование и красноречие куда-то подевались, хотя нежный запах сандалового дерева сохранился. Его отрывистая речь граничила с грубостью, когда он заявил, что заглянул всего на минуту и не может задерживаться.

— Вам не следовало приезжать. Вы ничего не добьетесь. Тильда должна вернуться к реальности. Она не нуждается в новых фантазиях. — Он ткнул пальцем в мой блокнот, лежавший на столе. — А вот это и есть самые настоящие фантазии. — И добавил: — Вы ведь и сами это понимаете, не так ли?

В его вопросе прозвучала мягкая угроза. Он словно готов был рассмотреть вопрос о моем здравомыслии — дескать, яблоко от яблони недалеко падает, какова мать, таков и сыночек. Именно в этот момент я твердо решил остаться.

Задержись моя мать в Швеции, фестиваль Санта Лючии наверняка стал бы ключевым событием в хронологии, обретя в ее глазах несомненную важность. Я решил прийти пораньше, чтобы подыскать себе удобное местечко в задних рядах, откуда мог без помехи наблюдать за появлением местных знаменитостей, пытаясь угадать, кто из них вызвал бы наибольший интерес у матери.