Ферма - читать онлайн книгу. Автор: Том Роб Смит cтр.№ 31

Прежде чем ты возразишь, что остановившийся двигатель означал, что Крис и Хокан не могли добраться до острова Слезинки, прими в расчет мое неумелое обращение с лодкой, когда я плыла вверх по течению. Дело в том, что я то и дело кидалась из стороны в сторону в поисках места их возможной высадки на берег. В другой раз я сумела доплыть до острова и вернуться обратно на одной зарядке мотора. Но в то утро, когда Крис вот-вот должен был проснуться, остаток пути мне пришлось грести. Уже много лет я не ходила на веслах, и чем больше усилий я прилагала, тем хуже у меня получалось. Когда же наконец я пришвартовала лодку к причалу, то от усталости просто не могла пошевелить руками. Я мечтала только об одном — рухнуть на доски настила и отдышаться, но времени для этого не оставалось. Часы показывали почти восемь утра. Я отсоединила мотор и выволокла его из лодки. Поднявшись с тележкой вверх по склону, я застыла как вкопанная и сердце у меня упало. Крис уже проснулся! Он курил снаружи и, увидев меня, помахал рукой. Я стояла, не в силах пошевелиться, а потом помахала в ответ и даже выдавила из себя улыбку. Электромотор лежал в тачке. Я накрыла его курткой, но, возможно, Крис успел что-то рассмотреть, поэтому срочно нужно было придумать какое-нибудь объяснение. Скажем, я работала в поле и теперь везу тачку обратно на ферму. Опустив взгляд, я увидела, что край мотора выглядывает из-под куртки. Не заметить его было бы невозможно при любом, даже самом беглом осмотре, поэтому я свернула с тропинки и, срезая путь, зашагала прямо по полю. Тачку я оставила за амбаром.

Подойдя к Крису, я поцеловала его — для чего мне пришлось сделать над собой усилие — и пожелала ему доброго утра. Затем я отправилась на огород, на ходу выложив какую-то историю о том, что работала на берегу, расчищая тростник. Крис обронил всего несколько слов, докурил сигарету и ушел в дом завтракать. Пользуясь случаем, я бегом кинулась обратно, выкатила тачку, затолкала ее в амбар, выгрузила мотор и поставила его на зарядку. Обернувшись, я увидела, что Крис стоит в дверях амбара и смотрит на меня. Значит, он прервал завтрак. Я не знала, что именно он успел рассмотреть, поэтому заявила, что он забыл включить аккумулятор в сеть. Он ничего не ответил. Сняв с веревки выстиранное белье, я направилась в дом, оглянувшись на ходу. Крис так и стоял в дверях, глядя на лодочный мотор.

* * *

Мои родители вели себя как совершенно незнакомая мне семейная пара. Казалось, всего за одно лето их отношения изменились самым кардинальным образом. Я поинтересовался:

— Если он поймал тебя на горячем, то почему не потребовал объяснений? Почему не спросил, чем ты занималась? Я не понимаю его молчания.

— А что он мог сказать? Он застал меня в амбаре рядом с мотором. Не в его интересах было привлекать лишнее внимание к лодке.

Но я смотрел на ситуацию куда шире.

— Что-то мне подсказывает, что вы перестали разговаривать друг с другом.

Я уже собрался развить эту тему, но тут мать подняла руку, заставляя меня умолкнуть, и осведомилась:

— Ты имеешь в виду наши отношения?

— Брак длиною в сорок лет не может развалиться за пару месяцев.

— Он может рухнуть и гораздо быстрее. Ты стремишься к надежности и покою, Даниэль. И так было всегда. Но позволь мне сказать тебе кое-что: ни того, ни другого не существует. Крепкая дружба способна оборваться за один вечер, а верный возлюбленный стать смертельным врагом после одной-единственной оплошности.

В некотором смысле ее слова прозвучали предостережением: смотри, чем закончатся наши взаимоотношения, если я не поверю ее рассказу! Мать продолжала:

— Мы с твоим отцом притворялись. Я делала вид, что мне ничего не известно об острове Слезинки. Он же притворялся, что не замечает, насколько далеко зашло мое расследование. — Она взяла со стола свой дневник и принялась перелистывать его в поисках нужной записи. — Позволь мне проиллюстрировать это примером.

Мельком взглянув на страницу, я заметил, что она вся исписана убористым почерком. Записи матери стали куда более подробными.

Десятого июня я проснулась рано, завтракать не стала, а села на велосипед и поехала на станцию, чтобы успеть на первый поезд до Гетеборга. У меня были важные дела в городе, но рассказывать о них Крису я не хотела. Обычно мы обсуждали такие вещи во всех подробностях, но я решила сохранить все в тайне, поскольку намеревалась повидаться с Цецилией и расспросить ее об острове Слезинки лично, а не по телефону — боялась, что Крис станет подслушивать. Я хотела прямо спросить, для чего она оставила мне лодку, в чем выражаются ее подозрения и что она не хочет мне рассказывать?

Цецилия переехала в дом престарелых в Гетеборге, городе, который оставил у меня множество не слишком приятных воспоминаний. Девушкой-подростком я прожила здесь несколько месяцев, чтобы накопить денег на билет на пароход, идущий в Германию. В то время мне пришлось поработать официанткой в кафе отеля на Кунгспортсавенун — главной набережной города. Я представляла себе, как меня ищет полиция, чтобы предъявить обвинение в убийстве Фреи. Фактически я перешла на нелегальное положение: коротко подстриглась, сменила одежду и имя, придумала себе новую биографию. Помню, как однажды я обслуживала клиента на террасе кафе и увидела патрульных полицейских. Руки у меня задрожали так сильно, что я опрокинула кофе на посетителя, заработав изрядную взбучку от управляющего. Спасло меня только то, что клиентам нравилось флиртовать со мной и они оставляли хорошие чаевые, которые управляющий целиком забирал себе.

Приехав в город утром, я решила, что до дома престарелых пройдусь пешком. Светило солнце, стояла чудесная погода, можно было сэкономить деньги за проезд в общественном транспорте, и мне вдруг захотелось взглянуть на то самое кафе на Кунгспортсавенун, потому что я уже больше не была испуганной молоденькой девушкой. Дом престарелых находился на окраине города, за мостом, и из центра до него было далековато. Но я прошла весь путь пешком, размышляя о том, что расскажет мне Цецилия. Заведение выглядело очень мило и приветливо, окруженное ухоженными садами, где был даже пруд со скамеечками на берегу, на которых сидели и беседовали пациенты и посетители. Внутри тоже царили чистота и порядок, а в опрятной приемной меня улыбкой встретила женщина-администратор, сидевшая за столом. Представившись, я поинтересовалась, много ли посетителей бывает у Цецилии. Женщина призналась, что за все то время, что она провела в доме престарелых, ее не навестил ни один человек. Я рассердилась. Нас кормили байками о дружбе и взаимопомощи, царящих в общине, и вот пожалуйста! Как могло случиться, что в гости к несчастной женщине не пришел вообще никто? Ссылка оказалась жестокой, а забвение — полным. Хокан наверняка решил наказать Цецилию за то, что она отказалась продать ему ферму. Он ясно дал понять остальным, что она не заслуживает и малейшего проявления доброты.

Цецилия была у себя в комнате. Она сидела, упираясь коленями в батарею парового отопления, и глядела в сад. Она не читала и не смотрела телевизор. Она просто сидела и молчала. Сколько времени она провела в таком положении — час, два часа, три? Было нечто душераздирающее в том, как одинокая пожилая женщина сидела взаперти и смотрела на солнечный день снаружи. Что до комнаты, то она показалась мне совершенно безликой. После самой обычной уборки в ней не оставалось и следа от прежнего жильца, и здесь вполне мог поселиться кто-нибудь другой. Это был не дом, а перевалочный пункт — зал ожидания между жизнью и смертью. Говорить здесь было решительно невозможно. Я должна была напомнить Цецилии о существовании внешнего мира. Будет лучше, если мы выйдем в сад. Но, присев на корточки, я поразилась происшедшей в ней перемене. Когда мы виделись на ферме, Цецилия была хрупкой пожилой женщиной слабого здоровья, но сильной духом, глаза у нее сверкали, в них светился острый ум. Теперь же она смотрела на меня слезящимися, водянистыми глазами, словно ее силу воли разбавили миллионами частиц пустоты. Но она узнала меня, что стало для меня облегчением, и согласилась посидеть у пруда.