Если б не было тебя - читать онлайн книгу. Автор: Диана Машкова cтр.№ 18

– Мария? – Роман окликнул ее.

– Простите. – Молчанова, улыбаясь как сумасшедшая, брякнула первое, что в голову взбрело: – А ваши дети ходят и в школу, и в детский сад?

– Мы стараемся, чтобы у детей была максимальная социализация, чтобы они открыто общались с миром, сталкивались с проблемами, которые в нем существуют. – Бросив на Машу быстрый взгляд и рассудив, что нового вопроса от журналистки не дождаться, Роман Иванович и ее работу взял на себя. – Каждый ребенок индивидуален, у него свои интересы, свои особенности, и он их по-разному проявляет. Мы стараемся детей не баловать. С возрастом круг их обязанностей возрастает. Я вообще слабо представляю себе воспитание, когда пытаешься ребенку исключительно на словах все рассказать. Должны быть еще дела. С маленького возраста это самообслуживание. Стараемся, чтобы они сами как можно раньше начинали есть. Хотя, конечно, поначалу всегда легче и чище самому покормить. Ну и дальше – убирать свою комнату, заправлять постель, накрывать на стол.

Маша завороженно кивала в такт его словам. Так хорошо ей было, наверное, впервые за последние семь лет. За все те годы, что она металась между выбором «да» или «нет», «помочь» или «не навредить».

– Что для вас счастье? – брякнула она.

– Счастье в том, чтобы жить здесь и теперь. Глубокое несчастье думать, что завтра будет хорошо. Или когда-то было хорошо, а теперь это не вернулось. Должны совпадать возможности и потребности.

– А счастье семьи?

– Счастье семьи – это единство противоположностей. Есть определенные природой психологические и физиологические особенности. Если даже женщина зарабатывает, водит машину, это прекрасно, но подобные вещи не освобождают ее от рождения детей. Я поддерживаю любой выбор человека, какой он считает правильным. Но опять же от этого мужчина не становится, например, женщиной, и наоборот.

Маше наконец стало стыдно за то, что она использует гостя в студии в личных целях. Да и перед Сашкой с Сергеем потом будет неудобно. Своей цели она достигла, услышала то, что долгие годы вертелось в ее собственной голове и нигде не находило подтверждений. Смешно сказать: впервые в жизни она видела перед собой живого человека, который усыновил ребенка. Оказалось, только этого ощущения реальности происходящего ей раньше и не хватало.

Пора было переходить к запланированному интервью. Роман Иванович терпеливо отвечал на вопросы, не уходил от неудобных тем, не поддавался на провокации и ни разу не произнес излюбленной фразы многих собеседников: «Я не хочу об этом говорить». Он был мечтой журналиста. Молчанова знала, что как только ей подвернется под руку малейший повод для беседы, она тут же попросит редакторов пригласить Авдеева. Да что там, сама возьмет у них номер его телефона и позвонит, как только найдет предлог.

Полтора часа пролетели как одно мгновение. Маше казалось, она может задавать вопросы бесконечно, но материала для часовой программы, с учетом рекламных и новостных вставок, было уже более чем достаточно. Не стоило заваливать ребят лишней работой. Да и Роман Иванович уже все чаще поглядывал на часы. Пора было ставить точку.

– Вы много говорили о ценностях. А что именно хотели бы передать своим детям?

– Основная ценность в том, что Человек должен стать Человеком. Личностью, которая в состоянии самостоятельно определить, что такое хорошо и что плохо. Совесть, самопонимание, рефлексия – все это здесь. Неважно, будет он разделять мое мировоззрение или создаст собственное. Очень важно уважение к маленькому человеку. Это и есть цель всего воспитания. Если работает, человек себя чувствует личностью, Творцом с большой буквы. И тогда у каждого будет свой уникальный путь.

Маша слушала, улыбаясь. Все встало наконец на свои места. Именно этого она и хотела – помочь ребенку стать человеком.

Андрюшка кричал как резаный. Он так долго лежал один, в темноте, что глубокий животный страх проморозил его, словно ледяная глыба, насквозь. Он пытался позвать на помощь, плакал. Но никто не слышал, не приходил. Одиночеству, которое навалилось и давило, не было ни края, ни конца. Ребенок орал громче и громче, изо всех сил, насколько хватало воздуха в легких. Люди не появлялись. Безысходность обрушилась снежной лавиной. Мокрые пеленки сковали посиневшие от холода ножки. Андрюшка измучился, устал от беспрерывного крика, но все равно не сдавался: боялся снова остаться в глухой тишине.

Сорвав голос, он стал бороться всем телом: двигался, ерзал, пытаясь выкрутиться из противных пеленок. Наконец ему удалось освободить ручки. Тонкие розовые конечности вскидывались, судорожно молотили ни в чем не повинный воздух. Потом стали бить своего неразумного хозяина по лицу, расцарапывать щеки.

– Что ж ты, окаянный, как червь? – Тетя Надя, наморщив лоб и тяжело ступая, открыла дверь в детское отделение, подошла к боксу. – Опять весь расхристанный. И морду себе расцарапал.

Андрюшка при появлении человека настороженно замер. Теперь он лежал, вытянувшись по струнке, и ждал. Сердце его учащенно забилось в предвкушении прикосновений. Появилась надежда.

Нянька недовольно подсунула под крошечное тельце ладони, вытащила Андрюшку, проворчала «опять напрудил» и, не прижимая младенца к себе, на вытянутых руках отнесла на пеленальный стол.

Чувствуя под собой тепло старых шершавых ладоней, мальчик испытывал неземное блаженство. Он готов был лежать так целую вечность – лишь бы его согревал другой человек. Так хорошо и спокойно было только давным-давно, с мамой. Еще до того, как он появился на свет. А сейчас счастье длилось недолго: медсестра плюхнула его на холодную клеенку и снова забормотала – незлобиво, устало:

– Никому ты не нужен, окаянный, ни матери, ни отцу.

Ребенок, успокоившись было, хрипло захныкал, готовясь расплакаться. Словно понял ее слова.

– Давно говорю, нечего таким, как твоя мамка, позволять рожать. Вопрос-то копеечный! Трубы перевязал, и все. Пусть сношаются дальше без последствий и с кем хотят – хоть пьяные, хоть под кайфом. Кому от этого вред? Сами же благодетелям «спасибо» скажут. Но наши разве дадут такому закону ход? Гуманисты треклятые!

Андрюшка тихонько поскрипывал, вслушиваясь в звуки человеческого голоса. Тетя Надя начала его переодевать, жесткие пальцы то и дело касались ручек, ножек, спины. И это было так правильно, так хорошо, что он больше и не думал протестовать. Мог вертеться под женскими руками с одного бока на другой сколько угодно.

– Вот я тебя, – нежно грозила медсестра, плотно прижимая пеленкой к бокам непослушные ручки, – будешь еще вылезать. На месте начальства давно бы тебя в патологию отдала. Чего в родильном-то отделении место занимать? Ты уже сколько дней у нас лежишь. Ешь да гадишь, а нам убирай. Памперсов на тебя не предусмотрено. Другим вон родители приносят. А тебе кто принесет?

Перепеленав ребенка, тетя Надя торопливо положила его обратно, в бокс. Знала, что нельзя отказников к рукам приучать: чуть дольше подержишь, и все, жди проблем.