Инквизитор. Утверждение правды - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Попова cтр.№ 17

Иными словами, столь разросшейся ныне Конгрегации он, Рудольф, выгоден и удобен, ибо подчиняется их указаниям. И что самое паршивое, ни разу о том не пожалел. Наверняка это означает, что когда-нибудь настанет время – и пожалеть придется, да так, что прежняя скучная жизнь станет казаться райским бытием, потому что ответить на вопрос, а что же, собственно, нужно этим ненормальным церковникам, не могли ни покойный батюшка, ни его советники, и не может сам Рудольф. В свете сегодняшней темы, в своем разговоре этот же вопрос уж точно затронет и фон Юнгинген. Хотя, быть может, глава Ордена как раз и воспримет на веру аргументы конгрегатов, звучащие как религиозно-патриотический бред, в силу специфики должности и убеждений.

Начать эту беседу, каковая явно будет тяжелой и местами, быть может, неприятной, Рудольфу не терпелось; Великий же Магистр никакого нетерпения въяве не выказывал, вид имел скучающий, под теплым сентябрьским солнцем щурился весьма безмятежно, а на толпу егерей, загонщиков, псов и свиту поглядывал равнодушно. Предварительная суматоха затянулась, и непомерно развеселившихся придворных Рудольф уже готов был казнить на месте – каждого и собственноручно. Их присутствие вообще было ни к чему, лишь дань традиции, заведенному некогда порядку – во времена, когда добывание зверя и впрямь имело смысл, а сопровождающие монарха воины оправдывали свое существование содействием в этом нелегком деле. А теперь еще и эта французская новомодная блажь – женщины на охоте. Что дальше? Няньки с младенцами? В помощь загонщикам – для вящего шуму…

Сейчас шум был ни к чему, и следопыты пытались восстановить тишину, призывая господ рыцарей угомониться и урезонить сопровождавших их женщин; их было всего три, однако гвалт стоял просто невообразимый – женское внимание провоцировало молодежь на нездоровое бахвальство, кругом трещал валежник, фыркали и тихо ржали кони, принуждаемые совершать противоестественные ужимки и извороты, господа рыцари пытались острить, и тогда к хрусту, топоту и конскому пыхтению примешивался тоненький, противный, похожий на крысиный писк хохоток. Собаки, нетерпеливо ждущие свободы от поводков, косились на мельтешащие вокруг пышные одеяния, скалясь на слишком близко подступающих лошадей, однако сохраняли благородное молчание, зато взвыть, кажется, уже готовы были егеря.

– Молчать!

От резкого голоса чуть в отдалении не вздрогнул, наверное, лишь Великий Магистр; молчание воцарилось разом, и удивленные лица обратились к источнику столь наглого распоряжения.

– Прошу меня простить, Ваше Величество, – во всеобщей тишине сдержанно попросил самовольный распорядитель. – Но терпеть это и далее нет сил, полагаю, не только у меня.

Это было правдой; тем не менее не всякую правду возможно было высказывать вот так, начистоту, и главное – далеко не всем. Однако Рупрехт фон Люфтенхаймер негласное право на это имел – по многим причинам, среди которых его родовая история была обстоятельством далеко не последним. Его отец служил этому трону с юных лет, и служил верой и правдой, что в нынешние дни уже почти не случается, и, оказавшись в должности ландсфогта в отдаленном и довольно строптивом регионе, не залег на дно, состригая доходы с местных торгашей, а продолжил служить ревностно и, главное, рассудительно. Даже утрата дочери, единственного напоминания о покойной жене, его не сломила, не пошатнула ни его здравомыслия, ни преданности, хотя, если сказать самому себе откровенно, не будь фон Люфтенхаймер-старший определен на эту должность – и она была бы жива и здорова. Сын, судя по всему, намерен продолжить дело служения германскому трону; что ж, парню двадцать три, самая пора для начала тернистого пути имперского служителя, и как знать, быть может, он во всем пойдет по стопам отца… Еще одно наследство от покойного батюшки – семейство фон Люфтенхаймеров. Такие теперь на вес золота. Таких надо беречь и порою – баловать.

– Все верно, Рупрехт, – коротко одобрил Рудольф с благосклонным кивком, когда свита столь же синхронно повернулась в другую сторону, ожидая реакции Императора. – И впрямь, пора бы и начинать.

– Благодарю вас, Ваше Императорское Величество, – с чувством проговорил старший егерь под конфузливый ропот и, прокашлявшись, тоже повысил голос: – Господа… и в особенности дамы, прошу вас выслушать меня внимательно. Для новичков на охоте хочу сделать важное замечание: тишина должна быть полной, иначе вы спугнете зверя, и результатом сегодняшнего выезда может стать только разочарование и разве что прогулка по осеннему лесу. Также просьба ко всем, не имеющим опыта в этом деле: держитесь позади и будьте любезны слушать рекомендации ваших более сведущих сотоварищей и егерей. Это не только спасет саму охоту, но и избавит вас от возможных падений, переломов, а то и гибели. А теперь, повторяю, полная тишина и – да поможет нам Всевышний.

– Воистину, – пробормотал Рудольф, тронув коня.

Помощь Вседержителя ему сегодня и впрямь бы не помешала, и вовсе не в деле преследования вепря, чьи отметки накануне обнаружили следопыты. Фон Юнгинген промолчал, лишь двинувшись следом, и неизвестно, услышал ли; теперь безмолвие было почти совершенным – пристыженные господа рыцари помалкивали, женщины держались поодаль и тоже притихли, быть может, обдумывая сказанное егерем и с ужасом воображая себя на земле, под копытами гигантского кабана.

Лошадей и женщин покинули вскоре на заранее подготовленной стоянке, где остался также и кое-кто из прислуги и свиты, и далее, в глубь чащи, прочие шли уже в большей собранности и спокойствии. Возглавить охоту Рудольф передоверил юному фон Люфтенхаймеру, прежде уже отмеченному не раз охотничьей удачей, сам же остался в лагере, ибо просто обязан был уделить свое внимание высокому гостю, не принимающему участия во всеобщих забавах. Еще долго вновь возникшая суета, созданная прислугой и привередничающими дамами, не позволяла воцариться покою; лишь спустя четверть часа гомон стих, мельтешение прекратилось, и Рудольф смог, наконец, остаться с главой Ордена наедине, не опасаясь быть услышанным или прерванным неуместными беседами подданных.

– Весьма посчастливилось с погодой сегодня, – заметил он, когда оба расположились на толстом ковре, не пропускающем к телу холод остывающей земли, и фон Юнгинген укоризненно вздохнул:

– Бросьте, Ваше Императорское Величество. Разговоры о погоде – не та причина, по которой я притащился в такую даль, отбросив, замечу, немаловажные заботы. Мы с вами одни, и блюсти officiosus ни к чему. Я был бы крайне вам признателен, если бы вы перешли прямо к делу, которое свело нас вместе в этот дивный осенний день.

Мгновение Рудольф молчал, созерцая замысловатый узор ковра под собою. Удивительная вещь – этот узор и краски, чем больше ковер топчут и треплют, тем становятся лишь ярче. Вот если б такая же особенность прилагалась к императорскому титулу… Хотя все более хочется поименовать собственное положение в имеющемся политическом порядке должностью. Со всеми вытекающими, вроде выволочек и увольнения.

– Что же, стало быть – к делу, – отозвался Рудольф наконец. – Согласен, ни к чему наворачивать круги. Прежде всего хочу отметить не подлежащий сомнению факт: судя по тому, что вы все же сочли необходимым явиться лично, важность происходящего признается и вами тоже. Согласитесь, эта мутная переписка через вашего командора не могла решить нашей проблемы.