Меченосцы с неимоверной силой забрасывали крюки с веревками на высоту полусотни локтей, а потом, подобно паукам, лезли наверх. Похоже, что только они и не услышали звука серебряного рога. Вниз сотнями полетели бочки с горючей смолой и мешки с черным камнем, но они и на это не обратили никакого внимания, продолжая лезть вверх, срываясь, падая, получая увечья, от которых живой скончался бы тут же. Но когда пространство между стенами наполнилось неимоверно жарким ослепляющим огнем, когда их тела начали трескаться от жара, а мечи оплавляться, они отступили к дальней стене, чтобы там в безопасности переждать огненный ливень. Видимо, что-то им подсказывало, что запасы смолы у защитников замка не бесконечны, и когда-нибудь это кончится.
А тем временем воины Олфа, Геранта и лорда Логвина перебили немногих меченосцев, оставшихся за внешними стенами, и, как было условлено, заняли позиции у ворот, чтобы встретить мертвяков, отступающих из замка. Олф взял под охрану главные ворота, Герант – западные, а лорд Логвин – восточные. Но, видимо, всполохи огня не доставали до внешней стены, возле которой столпились меченосцы, и враг пока не стал ломиться наружу, как ожидалось. Но бочки со смолой продолжали сыпаться, и в их пламени наконец-то занялся черный камень.
Как раз в этот момент со стороны гор прилетел короткий порыв ветра, который раздул пламя настолько, что оставаться между стенами меченосцы уже не могли, и пришлось им лезть-таки наружу через главные и западные ворота. И там, и там началась кровавая свалка. Люди, погибая, падали на утратившие подвижность обрубки меченосцев, и вскоре створы обоих ворот были завалены грудой тел. А лорд Логвин, так и не дождавшись меченосцев у восточных ворот, решил атаковать сам. С ним было шесть сотен воинов, и он сам помчался впереди всех. Ворвавшись в ворота, они напали с тыла на меченосцев, толпившихся у главных ворот. Словно лезвие меча, на острие которого был сам лорд Холм-Бора, они врезались в толпу меченосцев, и в этот момент их ярость ни в чем не уступала ярости врагов. Лорд стоял на телах поверженных мертвяков, его меч входил в мягкую студенистую плоть меченосцев, кроша их доспехи, оказавшиеся неожиданно хрупкими. Он каким-то чудом не был даже ранен, когда растекающееся озеро горящей смолы подступило к нему вплотную. Отряд Логвина начал постепенно отходить, но сам лорд не заметил этого, продолжая крушить подступающих к нему нелюдей. Но вдруг волна меченосцев отхлынула от главных ворот и, сметая всё на своем пути, рванулась к восточным. Сам лорд и половина его отряда была просто смята, затоптана, но те, кто остался в живых, сдержали врага еще на несколько мгновений, и жидкий огонь уже полыхал под ногами меченосцев, которые начали падать друг на друга. Их доспехи плавились, кожа трещала и лопалась, заполняя зловонием всё пространство между стенами. И тут прижатые к стене меченосцы, а их было еще несколько сотен, начали забрасывать свои крюки с веревками на внешнюю стену, взбираться на нее и выпрыгивать наружу. Воины Олфа, всё еще связанные битвой у ворот, могли только видеть, в какую сторону помчались они со скоростью оленя, вздымая снежную пыль. Казалось, они уже недосягаемы, и теперь война затянется до тех пор, пока весна не выгонит остатки мертвого воинства в страну вечных льдов. Но вдруг среди сполохов пожара воины, собиравшиеся уже заняться погибшими, заметили, что уцелевшие меченосцы бегут обратно к замку с той же скоростью, причем прямо на небольшой холм напротив главных ворот, где обосновался сам верховный вождь под охраной сотни Юма, которой так пока и не пришлось вступить в бой. Но меченосцы, казалось, и не собирались нападать, они промчались мимо, хотя их было сотни три, не меньше, и Юм, взмахнув коротким мечом, приказал атаковать хвост вражеской колонны, которая явно стремилась проскочить мимо замка, чтобы потом затаиться где-нибудь в горах. Но меченосцы бегали быстрее, а воинам Юма пришлось расступиться, потому что сзади на них надвигались огромные сани, к которым была прилажена мачта, снятая с какого-то корабля, и попутный ветер раздувал парус, который казался багровым в отблесках пламени, всё еще полыхавшего за стенами нижнего замка. Кто правил санями, в темноте невозможно было разглядеть, и поначалу многим подумалось, что это Нечистый не оставляет слуг своих, а кому-то вспомнилась древняя легенда о мертвом корабле, бороздящем и море, и сушу. Но общее замешательство продлилось недолго – лишь до того момента, как с загадочных саней вслед меченосцам полетели пылающие стрелы. За первыми санями следовали вторые, третьи, четвертые… И двигались они еще быстрее, чем меченосцы, огибая их справа, вновь загоняя, как волков на охоте, к Скальному замку. А там уже им уже преграждали дорогу несколько сотен воинов, вышедших из восточных ворот. Там были остатки отряда лорда Логвина и… пальмерские мальчишки, которые, как потом выяснилось, втайне от Гордога с Веллетом и от самой королевы спустились по веревкам с южной стены. Они прекрасно понимали, что после сражения, если они останутся в живых, их ждет неслабая порка, но кто-то распустил слух, что эти меченосцы – последние и больше нашествий не будет.
Повоевать им так и не удалось. Мертвяки неожиданно остановились и замерли точно так же, как они стояли перед последним штурмом. А тем временем первый из сухопутных кораблей, не успев свернуть, с разгону свалился в ров перед крепостной стеной, и оттуда раздался голос, который узнали многие:
– Колесо в глотку! Мачту в задницу! Чтоб я еще раз писаря к рулю подпустил! – Это, конечно, был лучший пальмерский мореплаватель Лотар Воолтон, которому уже на второй день стало скучно караулить руины Прибрежного замка, и он подбил писарей и гребцов с лодий из Холм-Гота разломать пару кораблей, понаделать из них саней и идти под парусами туда, где бой идет.
А меченосцы продолжали стоять неподвижно, воины Холмов и Пальмеры взяли их в плотное кольцо и с опаской приближались к ним. Тут наконец-то Юм Бранборг наконец-то догнал свою сотню, протолкался в первые ряды и помчался к ближайшему меченосцу, стоящему как изваяние. Ему вдруг захотелось, чтобы хоть один из врагов погиб от его руки. Он вложил всю силу в удар, но меч не вошел в тело. С таким же успехом он мог бы рубануть ледяную глыбу. Юм занес меч для второго удара, но вдруг замер на месте. Он увидел, что перед ним стоит Сай Пичуга, привозивший когда-то в замок на продажу яблоки и сливы. Часть урожая, две-три корзины отборных плодов, он преподносил в подарок лорду, и поэтому Юм его запомнил. Но три или четыре года назад Сай исчез бесследно, как и множество других людей, которых поглотила ночь.
– Лорд! Победа! – Навстречу Эрлу Бранборгу почти бежал Элл Гордог. Меч он держал в руке, видимо, потому что он не лез в ножны из-за замерзших наростов мутной крови меченосцев. – Я уж и не надеялся. Теперь можно признаться… К вам меня пригнала не надежда, а отчаянье. Во-первых, я не думал, что вы придете на помощь, а во-вторых, когда я увидел впервые вот эту несметную орду, мне показалось, что настал конец мира.
Он воткнул меч в сугроб, и они с лордом обнялись как старые друзья… За те два месяца, что они были знакомы, действительно произошло столько событий, сколько иной раз не случается за целую жизнь.
– Эрл Бранборг, лорд Холм-Дола! – Гордог вдруг перешел на официальный тон. – Вас приглашает к себе Сиятельная Элис, королева Пальмеры.