Воскрешение королевы - читать онлайн книгу. Автор: Джаконда Белли cтр.№ 62

— Мне очень жаль, Мануэль. Этого больше не повторится.

— Оденься и приходи в библиотеку.

Что и говорить, Мануэль умело давал мне понять, что я просто-напросто маленькая дурочка. Ему хватало жеста или интонации, чтобы напомнить о существовавшей между нами дистанции. Потом он без предупреждения вновь становился приветливым и ласковым. Иногда наше отчуждение затягивалось, и я спрашивала себя, уж не жалеет ли он о нашей встрече. Раньше мы встречались только по выходным, и перемены в настроении Мануэля были не так заметны, но теперь, когда мы жили под одной крышей и он явно был хозяином положения, мне все чаще становилось не по себе.

Я умылась, оделась и, робея, поднялась в библиотеку. Там я снова стала Хуаной, на этот раз узницей Тордесильяса.

Четырнадцатого февраля тысяча пятьсот девятого года за три часа до рассвета меня разбудил зычный голос отца. Властный и суровый, как в худшие времена моего детства, он заставил меня подняться с постели и объявил, что я переезжаю в Тордесильяс.

Моему удивлению не было предела. А кто не удивился бы, если бы его вырвали из объятий крепкого предутреннего сна и велели тотчас отправляться в дорогу? Спросонья я решила, что приключился мор или какой-нибудь мятеж. Тревожась за Каталину и радуясь тому, что, возможно, увижу сына, я прошла по комнатам, в которых молча суетились слуги, завязывая в узлы утварь, одежду и гобелены.

Во дворе, окруженный факельщиками и священниками, уже стоял катафалк с гробом Филиппа. Донья Мария де Ульоа с заспанными глазами держала на руках плачущую Каталину. Я взяла у служанки девочку и вместе с ней уселась верхом на жеребца по кличке Галан. Через несколько минут наша длинная процессия, возглавляемая королем, двинулась в путь. Жители городка вышли проститься со мной, накинув плащи на ночные сорочки. Мы медленно двигались по сухой кастильской равнине, останавливаясь на привалы в темных сосновых перелесках. Над нами кружили стаи птиц, издалека долетало пение вод Дуэро. Я запомнила изящный силуэт монастыря Санта-Клара, возникший по правую руку от нас, когда мы переправлялись по каменному мосту, чтобы попасть в Тордесильяс. До того как в нем поселились монахини, это здание было королевским дворцом. Его построил Альфонсо XI в честь победы при Саладо. Педро Жестокий провел в нем немало счастливых дней с Марией Падильей. После смерти Марии король приказал их дочери Беатрис постричься в монахини. Мы с Филиппом посещали этот монастырь во время первого визита в Испанию. Оказавшись под позолоченными сводами мудехарской часовни, Филипп признал, что ни одна фламандская церковь не сможет тягаться с ней. Ни он, ни я еще не знали, что в этой часовне целых шестнадцать лет будет покоиться его прах.

Слева, за городской стеной, виднелся шпиль церкви Святого Антолина и соединявшая ее с дворцом галерея, ведущая к величавому донжону с конической крышей. Отсюда река казалась громадной зеленой змеей, которая лениво ползла между поросшими тростником берегами. На дальних башнях сидели аисты; их гнезда, напоминавшие серые мотки шерсти, непостижимым образом сохраняли равновесие на остроконечных куполах.

Жители города недоверчиво глядели на нашу процессию, появление которой могло означать большие перемены в их собственной жизни. Я растерянно приветствовала толпу. Замок Тордесильяс был среднего размера. Во времена короля Энрике он наверняка был образцом уюта и роскоши, но теперь выглядел совсем заброшенным. Воспоминание о том, как мы приезжали сюда с Филиппом, заставило сердце сжаться от боли. Просторные залы были пустыми и печальными. Я и представить не могла, что здесь мы найдем свое последнее пристанище. Тогда мне казалось, что это очередной привал, и не более того. Накануне отец объяснил, что крошечный Аркос больше не мог снабжать мой двор.

Первым делом мы установили гроб с телом Филиппа в часовне монастыря Санта-Клара. Монахинь, судя по всему, предупредили о нашем появлении: настоятельница встречала нас на пороге, а затворницы с любопытством глядели сквозь прутья решетки. Когда гроб внесли в неф часовни, я приказала зажечь свечи и села в изголовье умершего. Каталина и Фердинанд дремали, растянувшись на церковных скамьях. «Жди здесь», — велел отец и удалился, оставив меня на попечении Марии де Ульоа. В дороге я страшно устала, но радость встречи с Фердинандом придавала мне сил, заглушала тревогу и боль. Пока дети были со мной, я могла вынести все, что угодно. Тордесильяс находился поблизости от Вальядолида, и из него могла бы получиться неплохая резиденция. Я задремала под заупокойные молитвы и монастырский хор, распевавший Dies Irae. Мне грезились долгие дни в Тордесильясе, похожие один на другой, но я еще не знала, что моим разъездам по Испании и вообще земным странствиям пришел конец.

Отец уехал, как только я устроилась в замке. Вскоре я поняла, что стала узницей. Первое время я увлеченно обставляла мрачные покои, украшала их коврами и гобеленами, чтобы сделать чуть-чуть уютнее. Погруженная в хлопоты, я вдруг заметила, что мои служанки, Мария и Корнелия, нервно перешептываются и обмениваются многозначительными взглядами. Когда я потребовала объяснений, Корнелия ударилась в слезы, а потом призналась, что подслушала разговор двух королевских егерей. По словам стражников, дон Луис Феррер, которого мой отец назначил в замке мажордомом, приказал им «под любыми предлогами» не выпускать меня за ворота. Даже в церковь мне надлежало идти по крытой галерее, соединявшей замок с собором Святого Антолина; если бы я захотела посетить прах Филиппа, стражники должны были сопровождать меня, скрывая от посторонних глаз. «Королева повредилась рассудком, но никто не должен об этом знать». Они в точности так и сказали, повторила Корнелия, заливаясь слезами.

Я приказала служанкам и донье Марии собираться на прогулку. Дон Луис Феррер с поклоном отвел меня в сторону. Этот коротышка так старательно выпячивал грудь, будто надеялся стать чуть выше. Его круглая голова почти полностью облысела, зато аккуратная бородка была тщательно расчесана; платье дона Луиса пребывало в идеальном порядке, короткие пальцы были унизаны кольцами. Я видела его и прежде, но до сих пор не перекинулась и словом. Вперив в меня маленькие блестящие глазки, дон Луис заявил, что в окрестностях города свирепствует чума, и мой отец, его величество король Фердинанд, строго-настрого запретил выпускать меня за стены замка.

— Но никто, кроме вас, не слышал ни о какой чуме.

— Его величество распорядился не беспокоить вас попусту, однако я должен заверить вас, что замок окружен заразой, будто остров водой. Для вашего же блага прошу вас не покидать замка.

Я догадалась, что чума — лишь предлог, чтобы не выпускать меня на свободу. Так оно и было. Всякий раз когда я пыталась покинуть замок, эпидемия усиливалась. Временами я пыталась примириться с заточением: читала, размышляла, играла с детьми. Порой меня охватывало невыразимое отчаяние и черная ненависть к своим тюремщикам. Я начинала кататься по полу, отказывалась от пищи, переставала мыться и дни напролет плакала от отвращения к собственному отцу, разъедавшего меня изнутри.

Я утратила не только свободу. Вскоре у меня снова отобрали Фердинанда. Как далеко может зайти человеческая жестокость? Ответа не было. Замок превратился в пещеру, населенную обманчивыми видениями. Я чувствовала себя напуганной маленькой девочкой. Мне пришлось распорядиться, чтобы Каталину укладывали в дальней комнате, смежной с моей спальней, и я стерегла ее по ночам, опасаясь, что у меня захотят отнять и дочь.