Глаза Фарнака пылали. Ошеломлённый Фолко не знал, что сказать.
— Я спросил тебя, были ли в прошлом люди, пытавшиеся переплыть Море, — продолжал кормчий. — И ты рассказал больше, чем мне довелось услышать об этом за всю мою жизнь, но всё это лишь подтвердило то, что мы знаем и так — хозяева Заморья отгородились от нас, продолжая, однако, предписывать нам свои законы! Кто может лишить человека свободы?!
Голос кормчего обрёл, казалось, мощь грома, команда встала, Фолко видел разгоревшиеся глаза, сжатые кулаки, каждое слово кормчего встречалось звучным рёвом.
— Но почему ты сказал, что эльфы берегутся? — слабо попытался возразить хоббит. — Ты же не знаешь, почему они поступают так?
— Почему я сказал? — криво усмехнулся Фарнак. — Потому что они берегутся, и уж мы-то знаем это лучше всех! Знаешь, что будет, если, — он обхватил хоббита за плечи и повернул лицом к западу, — если я переложу руль на правый борт? Мы будем плыть день, второй, третий, месяц, два, вокруг будет одна вода, ничего, кроме воды и солнца да звёзд — а потом время остановится, и мы увидим Черту.
Словно внезапно налетевший порыв холодного ветра гасит неосторожно оставленную свечку — так сразу умолкла и насупилась команда, а сам Фарнак, презрительно кривя губы, опустил голову.
— Черта? — осипшим голосом произнес Фолко. — Что это такое? Я никогда не слышал о ней!
— Неудивительно, — бросил Фарнак. — О ней знаем лишь мы да те, кто её провел. Наши корабли не могут пройти дальше — их заворачивает обратно… Со стороны это похоже на… — Он наморщил лоб от усилий выразить словами то, что видел. — Однажды мы увидели, как через неё прошёл эльфийский корабль — их она пропускает, нас нет… Ладно! — вдруг оборвал он. — Эй, вы, лентяи, не видите, что ветер упускаем?! Хьярриди! Куда смотришь! — заорал Фарнак, отворачиваясь от хоббита.
Люди торопливо бросились по местам.
После этого разговора Фарнак проникся к хоббиту если не уважением, то хотя бы интересом, и они часто беседовали. Кормчий рассказывал много и охотно, словно, торопясь поделиться наболевшим с редким, как он сам признался, собеседником. Он говорил о походах на юг и на север. На юг — за ценным деревом, золотым песком и диковинными фруктами, идущими на стол гондорских богачей, на север — за костью морского зверя и прочными, непромокаемыми шкурами, из которых в Арноре шьют одеяние для панцирников. Перед мысленным взором заслушавшегося хоббита проходили нескончаемой чередой неизведанные страны и таинственные острова — иные покрытые вечными снегами от ледяного дыхания северных ветров, иные изнывающие от жары, изливаемой на них стоящим точно в середине неба солнцем… И о бесчисленных боях, в которых довелось сражаться эльдрингам — так они называли себя, — говорил Фарнак. О стычках с угрюмыми, беспощадными племенами дальнего Юга, где в море зелёных зарослей бесшумно и неотвратимо настигают храбрецов пущенные неизвестно кем отравленные стрелы, раны от которых смертельны; как по ночам к стоянкам выходят удивительные исполинские звери с телом быка и головой медведя, а поутру с деревьев высотой с добрую гору спускаются гигантские пауки, ловко мечущие на десятки шагов свою липкую паутину; нужно быть всегда начеку, там в любую минуту можно ждать нападения…
Хорошо говорил Фарнак, и лишь одно заставляло хоббита внутренне съёживаться от невысказанного протеста — когда эльдринг упоминал эльфов. Для него это были враги, и никаких сомнений или колебаний у него не оставалось. Они должны уйти, твердил он. Люди должны сами выбирать свои пути, следуя советам лишь своего разума. Слушая кормчего, Фолко неожиданно припомнил незабвенного Олмера, и вдруг у него мелькнула необычайно ясная, холодная и оттого ещё более пугающая мысль: а что, если эти ненавидящие эльфов сговорятся?
Но эти мысли приходилось держать при себе, а пока хоббит пользовался случаем и присматривался к людям Морского Народа. Несмотря на то что «дракон» казался не очень большим, на нём было почти сто сорок гребцов-воинов: на внутренней стороне борта в строгом порядке висело вооружение каждого из них, в любую секунду готового сменить весло на рукоять меча. Хоббит пробовал завести с ними разговоры, но эльдринги держались хмуро и на вопросы почти не отвечали. Хоббит вспомнил монету Тервина; среди гребцов были схожие по виду с теми, от вожака которых хоббит получил этот необычный подарок; но все осторожные попытки разузнать что-либо окончились ничем. На прямой вопрос — где они были этой весной, Фарнак, усмехнувшись, бросил: куда ворон костей не заносил.
И среди прочих историй Фарнак рассказал хоббиту странное предание, бытовавшее среди Морского Народа. Якобы старший сын последнего Владетеля Гондора, Денетора, Боромир, погибший в схватке с орками у Парт Галена, оставил после себя потомство. У Боромира был сын от простой, незнатной девушки, которого отец скрывал от грозного Денетора, опасаясь его гнева. Вроде бы после победы в Войне за Кольцо этот юноша, сын Боромира, явился к Великому Королю Элессару — и у них невесть отчего вышла ссора. Внук Денетора покинул Минас-Тирит — то ли его изгнали, то ли он сам не желал жить под властью нового Короля — одним словом, сын Боромира счёл себя оскорблённым и якобы дал страшную клятву отомстить…
История эта сперва мало заинтересовала хоббита — мало ли что люди плетут! Однако он запомнил её, решив при случае рассказать её Радагасту и услышать мнение мага по этому поводу…
А дни шли, и Фолко привык к постоянно раскинувшемуся вокруг голубому простору; стоя у борта и глядя на пенящуюся вокруг вскинутого носа воду, он перебирал в памяти события последних месяцев, стараясь понять: чего же они добились и что, собственно, им делать дальше? И вообще, сколько они ещё будут скитаться? Следы «хозяина» орков они потеряли; они допустили ошибку, уйдя из Мории, не выяснив это, нужно было любой ценой изловить ещё нескольких орков и с помощью Кольца добиться от них правды; вместо этого они полезли вниз, и вот Хорнбори уснул вечным сном под тяжёлой плитой в Сто Одиннадцатом Зале, а Дори с его Кольцом собирает сейчас, наверное, рати в Железных Холмах… Много интересного рассказала им Башня Ортханка — но что им делать с этим? До Аннуминаса они, наверное, доберутся — а что дальше?
Бежала под бортом вечно кипящая белой пеной вода, и Фолко, глядя на неё, неожиданно припомнил своё недавнее видение возле синего Цветка, и его словно пронзило — Торин был уже стар… значит, скитаться они будут много лет… так суждено ли ему вообще вернуться на родину?! Неужели ему придётся провести всю свою жизнь в бесконечных блужданиях?! И, не откладывая, он задал тот же вопрос Торину, когда они спустились под короткую носовую палубу, чтобы пообедать.
— Я знаю одно — мы будем странствовать столько, сколько надо, — сурово отрезал гном.
— А сколько надо? Куда мы отправимся после Аннуминаса? Мне вообще-то и дома побывать не мешало бы… Давненько меня там не видели…
— Надо будет столько, сколько потребуется, чтобы изловить этого «хозяина» и покончить с новой угрозой, — пожал плечами Торин. — А после Аннуминаса мы, наверное, отправимся в Ангмар.
Малыш поперхнулся, Фолко едва усидел на скамье. От этого имени на него повеяло давно забытым холодом и ужасом оживших Могильников. Глядя на их изумлённо выпученные глаза, Торин чуть усмехнулся и продолжал: