Огнистое тепло, струившееся по жилам, совсем разгулялось — из глаз Алиедоры потекли вдруг слёзы, что там творилось с вожаком северян, она уже не видела. Големы меж тем неумолимо сжимали кольцо. Варвары падали, словно защищавшее их начало… не то чтобы исчезло совсем, но несколько приотняло простёртую ранее длань, принимавшую на себя вражьи удары.
Но кор Дарбе не был бы кором, не заметь он опасность. Подрубленный его клинком голем ковылял, приволакивая ногу и пытаясь зацепить вёрткого противника своим жутким мечом-переростком. На помощь предводителю поспешило четыре или пять северян, дружно ударивших клином, пока голем тщился нанизать на остриё ловко увёртывающегося Дарбе. Длинная двуручная секира зацепила подсечённую лапу механического чудовища, несколько пар ладоней дружно вцепились в рукоять, рванули — и захваченный врасплох голем тяжело шлёпнулся на брюхо. Сталь загрохотала о сталь, брызнули алые капли — под мечами и топорами варваров мелкой пылью разлетались рубиновые глаза голема. Тот слепо отмахнулся мечом — и на сей раз попал. Двоих варваров разрубило пополам, они свалились на истоптанный снег окровавленными бесформенными грудами.
Рёв кора Дарбе, наверное, слышали и в меодорской столице. Он подхватил выпущенную мёртвым соратником секиру, вскинул её обеими руками, изо всех сил опуская тяжёлое скруглённое лезвие на горшок големовой башки.
Броня не выдержала. В разные стороны полетели какие-то гнутые железяки, зубчатые колёсики и тому подобное. Голем конвульсивно дёрнулся, словно и впрямь живое, жестоко умерщвляемое существо, и замер. Из развороченной головы повалил сизоватый дым, хотя что могло гореть внутри стального истукана?
Навсинайских механических солдат стало на одного меньше, но остальные мало-помалу теснили северян, сбивая их в кучу. Чёрное знамя с белым, свернувшимся в кольцо драконом по-прежнему реяло высоко и гордо, но ещё немного, и отряд кора Дарбе окажется в тяжёлом положении.
— Бежим! Что ты стоишь? — услыхала Алиедора хрипение трёхглазого чародея. — Их сейчас перебьют, хвала Ому Прокреатору!
Доньята не удостоила его ответом. Горячка отступала, взгляд прояснился.
— Гад! — вырвалось у Алиедоры. Босая нога врезалась в пах чародею, и Метхли отлетел, скорчившись и завывая.
Тело, не раздумывая, сделало то, что надо, — Алиедора изо всех сил пнула колдуна, удачно угодив ногою прямо в лицо. Метхли глухо вскрикнул и опрокинулся, прижимая ладони к носу. Между пальцев быстро побежали тёмно-красные струйки.
— Г-гад, — повторила Алиедора. Её трясло от ярости.
— З-за что-о? — жалко прохлюпал Метхли, в ужасе отползая от бешеной доньяты.
«Потому что я этого хочу», — подумала Алиедора, но вслух, конечно, ничего не сказала.
Отчего-то она совершенно не боялась того, что чародей сможет пустить в ход магию.
— Правильно, — сказал Дракон в небесах высоко над смертным полем. — Капле Моей крови нечего бояться. Бояться должны её саму.
Под меодорскими стенами продолжалась кровавая пластовня. Варвары и не думали отступать. Воля Дракона не подвергается сомнению. Смерть воина не значит ничего, если он исполняет предназначенное. Ему откроется око Дракона, он станет частью его, и что случится дальше — того не ведает никто, даже вернейшие из верных, ибо никому никогда не открывал Дракон всего.
…Никто из северян не боялся смерти и не бежал от неё. Но этого ли желает сейчас их повелитель, великий, величайший?..
— Нет, совсем иного, — сказал Дракон в небесах. — Они храбро сражаются, но для них я начертал иной путь. Скажи им, капля Моей крови, чтобы вышли из боя. Кор Дарбе узнает во сне, что именно предстоит ему сделать.
Голос умолк, но доньята чувствовала, что надо торопиться. Великий Дракон не любит, когда мешкают с исполнением им сказанного.
И она побежала, перепрыгнув через неподвижного, скорчившегося на земле трёхокого чародея, побежала прямо в гущу сражения, не думая, не рассуждая и даже не боясь — потому что капля крови всегда исполняет приказы того, чьей частичкой она является. Для неё это даже не приказы — но само её существование.
Она не умрёт. Внутри — словно раскалённый стальной стержень. Алиедора сама не заметила, как оказалась среди яростно схватившихся людей и машин, под ногами валялись — вперемешку — истерзанные тела северян и массивные стальные туши големов: невероятно, но варвары ухитрились свалить ещё нескольких…
Над самой головой доньяты что-то свистнуло, справа надвигался железной горой навсинайский голем. Он не искал правых и виноватых, он видел лишь «чужих» — живых, двуногих и не из металла, а из мягкой плоти.
Алиедора бросилась ничком на землю, пропуская над собой бешено вращающийся диск зубчатой пилы, которым орудовал монстр Высокого Аркана. Вот он, кор Дарбе, совсем рядом — покрытый пóтом и кровью рычащий зверь, орудие великого Дракона, Дракона, удостоившего одну её взглядом и словом…
— Дракон сказал — отходить! — завопила доньята, уворачиваясь на сей раз от длиннющего трезубца в лапе другого голема. — Отходить, ваш бой не здесь!
Скользнувший по девушке взгляд варвара, казалось, прожигал насквозь. Алиедора не сомневалась, предводитель северян словно сам слышит сейчас слова Дракона, переданные через каплю Его крови.
Во всяком случае, кор Дарбе не задавал вопросов и даже не выкрикивал команд. Просто проделал какое-то быстрое и на первый взгляд неразличимое движение вскинутым клинком, понятное тем не менее всем его соратникам.
Северяне дружно, слаженно выходили из боя. Они бегали быстрее големов, во всяком случае, накоротке. Железные страховидлы припустили следом, громыхая и лязгая, каменные глаза, чередой пламенеющих фурункулов опоясывавшие головы, горели, словно от ненависти. Конечно, на самом деле големы никакой ненависти или иных чувств испытывать не могли, но Алиедора готова была поклясться всем, что у неё ещё осталось, — стальные убийцы Навсиная ненавидят живых ещё злее и неотступнее, чем зомби Некрополиса.
Варвары уходили тем же путём, что и пришли, мимо так и не сдвинувшегося с места Метхли — чародей хлюпал кровью и гнусаво скулил. Кор Дарбе даже не взглянул на него, лишь коротко кивнул двум своим соратникам, и те, молча ухватив трёхглазого волшебника за руки, поволокли за собой по снегу, словно санки.
Големы не остановились. Усталость им была неведома, они могли преследовать беглецов дни и ночи напролёт, до тех пор пока эти живые, со своей жалкой и слабой плотью, не свалятся от изнеможения.
Варвары же, в свою очередь, бегать умели. Ровно, сжато, словно катящиеся под гору клубки; ни раззявленных ртов, судорожно захватывающих воздух, ни выпученных от усилия глаз. Северяне бежали так же, как сражались, — ничего лишнего, совсем-совсем ничего.
Великий Дракон хорошо школил своих слуг.
Алиедора, сама себе удивляясь, неслась наравне с варварами, однако ближе к вечеру всё-таки выбилась из сил. Прозываемый великим, величайшим не торопился в открытую и дальше помогать капле собственной крови, во всяком случае, выносливости у Алиедоры волшебным образом, увы, не прибавилось.