Родные леса сидхи избегли подобной напасти, но в ближайших к ним деревнях за последние несколько кругов пузыри лопались уже дважды.
Впрочем, в диких и не населённых местах, за Таэнгом, такого, по слухам, не случалось.
…Сидха шагала и шагала, чуть замедлившись лишь однажды — когда, гордо пренебрегая опасностью, на другой берег ручья прямо перед ней вышел истинный властелин этих мест — великолепный снежный саблезуб. Поблескивали клыки в полторы ладони взрослого человека, изогнутые подобно знаменитым саблям южного Ксавра.
Сидха и зверь несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Саблезуб был смел и не собирался уступать. И лишь когда в руках девушки шевельнулась живая ветка-пояс, лесной владыка счёл за лучшее отступить с достоинством, не опуская головы и не поджимая хвоста, звериным чутьём поняв, что это в действительности за «пояс» и на что он способен. Тем более в руках истиннорождённой сидхи.
Странница продолжала путь.
Ночь застала её в самой глуби горного леса. Сидха не ломала веток и не устраивала себе никакого ложа, улёгшись прямо на ковре из опавшей хвои, пояс-ветка расстегнулась и тотчас же вытянулась, окружая спящую сплошным кольцом.
Рядом с собой сидха положила острый сук, подобранный в чаще.
Странница мгновенно уснула — спокойно, словно принцесса в родовом замке за десятком крепких ворот и сотнями верных мечей.
Закат отгорел буйством алого пламени, светило ушло за Край Мира, ночевать, обновляя свой Огнь Неугасимый, в ночные права вступили звёзды. Созвездие Жужелицы полыхнуло новой кометой — длинный хвост наискось перечеркнул спину небесного существа, многие астрологи сочли бы это недобрым знамением. Многие маги полагали Гниль «непосредственным следствием вредоносного комет воздействия» — потому что с мига, когда небеса расцвели многоцветьем сбившихся с пути бродячих звёзд (что получило в астрологии название Небесный Сад), Гниль стала злее и вроде как усиливалась и ослабевала, повинуясь влиянию странствующих по небосводу огней.
Девушка-сидха спокойно спала. Не сворачиваясь калачиком, не сжимаясь и не скорчиваясь — напротив, широко раскинув руки, словно стремясь обнять в свою очередь раскрывшееся навстречу ей звёздное небо.
Одна за другой из-за горизонта выкатились Гончие — две маленьких луны, поставленные в незапамятные времена ещё Семью Зверями освещать путь странствующим в ночи. Лёгкая серебристая длань лунного луча осторожно коснулась высокого лба спящей, мягко пробежала по густым бровям, ласково погладила острые кисточки на их концах…
В следующий миг на лицо сидхи упала уже настоящая тень. Что-то или кто-то загородил от неё лунный свет.
Спящая не пошевелилась. Зато мгновенно пробудилась окружавшая её стражевая ветвь. Могло показаться, что на пришельца ринулась прятавшаяся под хвоей змея, взвились мгновенно сплетшиеся кольца, готовые опутать незваного гостя так, что тот не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой.
Однако ночной пришелец оказался ещё быстрее. Что-то выкрикнул гортанным голосом, мелькнули выброшенные перед собой руки, сплетённые в странном жесте, — по окрестным зарослям, по опавшей хвое и мху рассыпалась пригоршня серебристых огоньков. Сторожевая лоза странницы словно натолкнулась на засверкавшую белым преграду — искры рассыпались быстро угасающей пылью, но и заколдованная ветка поспешно отдёрнулась.
Сидха уже не притворялась, что спит. Девушка застыла, сгорбившись и выпустив когти, словно готовая к драке дикая кошка. Сук мигом оказался у неё в руках, и острие смотрело прямо в грудь пришельцу.
Янтарные глаза сидхи вспыхнули жёлтым, из глубины идущим светом. Теперь странница видела ночного гостя — но, похоже, это оказался совсем не тот, кого она остерегалась. Густые брови сдвинулись, девушка недоумённо глядела на явившегося.
Он… он выглядел странно. Издалека и в темноте его приняли бы за человека или за гнома, но стоило всмотреться повнимательнее, и первое впечатление исчезало. Слишком широкие плечи, слишком мощная грудь, слишком длинные руки, могучие мышцы сделали бы честь любому атлету, но самое главное — плечи, локти, колени и шея прикрывались вырастающими прямо из маслянисто поблескивающей смуглой кожи шипастыми пластинами твёрдой кости, словно у дракона. Гладкие волосы незнакомца спускались до плеч, заплетённые в три косы — на темени и сразу за висками. На правой щеке проступала родовая метка — язык пламени, но стоило сидхе вглядеться, как она поняла — это не специально наколотый рисунок.
Из одежды пришелец обходился одной лишь набедренной повязкой да широким кожаным поясом — на нём висела деревянная фляга искусной работы. В правой руке покачивался ровно заполированный посох высотой в рост хозяина.
Мгновение они стояли друг против друга, напряжённые, словно готовые к схватке звери. Ночной гость первым медленно положил на землю посох, развёл руки в стороны, поднял их, показывая сидхе пустые ладони.
— Ты кто? — вырвалось у девушки. Она говорила на арго, составленном из слов доброго десятка разных наречий, распространённых почти по всему Райлегу. Этот жаргон охотно использовали и люди-купцы, и следопыты-сидхи, и рудознатцы-гномы, и ещё десятки других племён, наделённых даром слова.
— Я понимаю твой язык. Можешь говорить на изначальном, — последовал ответ. Зазвучало певучее, правильно-музыкальное наречие, вот только язык и гортань пришельца предназначены были явно для другой речи.
Протянувшиеся до висков брови изумлённо поднялись.
— Ты знаешь язык сидхов?
— Выходит, знаю.
— Откуда?!
— Многого хочешь, Желтоглазая.
— Ты отбил моё сторожевое заклятье… знаешь нашу речь… выглядишь как дхусс, на щеке у тебя клановый знак дхуссов, но ни одному дхуссу не выговорить ни слова языком моего народа!
— Верно, не выговорить. Ну так я и не дхусс, — угрюмо усмехнулся пришелец.
— А кто же ты тогда?!
— Какая разница, сидха-странница? Я тебе не враг, если ты ещё не поняла. Можем попытаться поговорить, глядишь, ты и сможешь мне поверить. А если нет — навязываться не стану, не подумай.
Девушка заколебалась. Повела из стороны в сторону острым сучком, и под колючими ветвями повисли гирлянды крошечных огоньков. Они давали вдоволь света, но если бы кто-то крылатый пролетел сейчас над горной долиной, то не заметил бы и малейшего проблеска.
— Ты ведь шёл за мной, правда? — закусив губку, спросила она. — И довольно долго, верно? Но ты не из охотников. Скорее… — она помедлила, пристально вглядываясь в собеседника, — скорее ты сам — добыча. Я чувствую… горе, и боль, и утрату, и страх…
— Надо же, — усмехнулся ночной гость. — Многое ж ты видишь, Желтоглазая. Ошиблась только в одном — я ничего не боюсь.
— Ты — не боишься. Боится твоя память, — покачала головой сидха. — И не за себя, за других…
— Я видел, что сделалось с тем возком, — незнакомец твёрдо взглянул прямо в горящие жёлтым глаза, меняя тему. — Видел убитых бреоннов, и кучера, и форейтора. И как там всё горело. Когда увидел дым, сперва решил, не пузырь ли тут лопнул, не жгут ли навсинайские егеря червей, — ан нет.