Отец ребенка - читать онлайн книгу. Автор: Елена Сапожникова cтр.№ 13

Оксана встретила ее в дверях с дорожной сумкой в руках. Анна Вячеславовна перехватила дочерину ношу:

— Машина у подъезда, вызывай лифт, а я пока закрою квартиру.

— Мам, дверь на защелке, просто хлопни, — подсказала Оксана, видя, как мать лихорадочно шарит в сумочке в поисках ключа. Лифт уже остановился на их этаже, приветливо распахнув двери. Оксана с улыбкой наблюдала за матерью. Было видно, что женщину колотит от волнения, хотя она усердно старается не показать этого.

— Смешно, но я волнуюсь, — заметив насмешливый взгляд дочери, призналась Анна Вячеславовна. Оксана не успела ничего ответить, ее лицо разом побледнело, губы скривило гримасой боли, на лбу выступила испарина. Она грузно оперлась на стену, переживая приступ. Анна Вячеславовна взглянула на часы, деловито отсчитывая время. Наконец лицо Оксаны стало обычным, и она, тяжело оттолкнувшись от стены, вошла в лифт.

— Пока идет все нормально, схватки кратковременные. Времени у нас вагон и маленькая тележка, — произнесла Анна Вячеславовна, успокаивая одновременно и себя и дочь.

На улице было тихо, так, как бывает только ночью, когда город берет временную передышку, чтобы с утра с новыми силами пробудиться к форсированному движению. Слышно было, как хрустела хрупкая наледь под ногами, как с крыши дома, звонко щелкнув, сорвалась сосулька и звучно разбилась о мерзлую землю, прорезав воздух тонким свистом. Слышно было, как в подвале хрипло и тягуче распевали коты, празднующие традиционные весенние свадьбы, на кронах деревьев возбужденно каркали вороны, разбуженные среди ночи непонятными шумами.

В машине схватки повторились еще два раза. Оксана только легко постанывала, но переживавшая за дочь Анна Вячеславовна гнала как бешеная. Она уже жалела, что не вызвала «скорую». Случись роды в дороге, специализированная помощь была б как нельзя кстати. Она бросала украдкой взгляд в зеркало, видела в глазах дочери скрытую боль, и ей было не по себе. Она крутила виражи на скорости под сто шестьдесят километров по городу и молила Бога только о том, чтобы по дороге не попался бдительный гаишник со своей полосатой палкой. Им повезло, они попали на зеленую улицу, и никто, кроме одинокого молчаливого месяца, господствующего среди светящихся звезд на беспредельном небе, не наблюдал за бешеной гонкой.

В больнице Оксану сразу проводили внутрь, а Анна Вячеславовна осталась в приемном покое оформлять документы, составлять опись вещей и расписываться на разных бланках.

Нянечка участливо утешала ее, видя дергающееся лицо, даже предложила посидеть в приемной после оформления всех формальностей, хотя это было с ее стороны грубейшим нарушением внутренней дисциплины. Анна Вячеславовна отказалась.

— Не тревожься, милая, все будет хорошо. Езжай потихонечку домой, вздремни, а утречком позвонишь.

Словоохотливая старушка с постаныванием и потешным кряхтением встала с массивной деревянной табуретки, покрытой белой краской, этакого деревенского раритета, неведомо как оказавшегося в городской больнице, и проводила ее до дверей.

— Коли захочешь вернуться, звякни в звоночек, — на прощание певуче посоветовала она и неспешно загремела железками, прилаживая металлический засов на место.

Анна Вячеславовна вышла на улицу, сошла со ступенек крыльца, взглядом отыскала машину и медленно побрела к ней. Силы ее оставили моментально, пережитый страх ударил по всему телу, сделав его непослушно-ватным. Женщине захотелось заплакать, так, как она плакала когда-то в детстве, безутешно и горько всхлипывая, громко захлебываясь слезами. Непонятная, странная судорога внезапно встряхнула ее тело, морозным ознобом пробежав по мышцам, страх поселился внутри неприятным холодком. Она не удержалась и тоненько всхлипнула, но уже через минуту нашла в себе силы, чтобы успокоиться. Все будет хорошо, и никак иначе. Просто не может быть плохо. Судьба не оставит ее одну, не отнимет у нее последнее, что осталось, — дочь. Судьба уже отняла у нее мужа, оставив вдовой в сорок пять лет. И вообще, она не имеет права думать о плохом. Слова и думы обладают своей душой и могут материализоваться, поэтому она должна улыбаться и ждать появления внука.

Брелком сигнализации она открыла машину, отворила водительскую дверцу, привычно устроилась в кресле и повернула ключ зажигания. Автомобиль, по обыкновению, фыркнул и ровно загудел, прогревая мотор. Она потянулась к бардачку, вытащила сигареты и закурила, но это доставило мало удовольствия. Наверное, от долгого лежания в машине табак отсырел и испортился, вкус у сигарет стал противным. Сделав пару затяжек, она затушила сигарету в пепельнице и, посмотрев на часы, медленно тронулась с места. Было четыре часа утра. У приемного покоя остановилась еще одна машина, началась стандартная, отлаженная годами процедура.

— Дай пять рублей, дай пять рублей, дай пять рублей, — монотонно повторяла толкающая кушетку неопрятного вида санитарка. Вообще она вызывала неприятное чувство: непостижимого бело-серого оттенка изжеванный халат, полы которого были откровенно грязными, испитое, мятое лицо, забористый запах перегара, волнами накатывающий на Оксану, когда женщина открывала рот.

— У меня нет с собой, — тихо ответила Оксана на очередную просьбу-требование.

— Ну, тогда и катись сама, — неожиданно буйно взъярилась женщина и с силой оттолкнула от себя каталку.

Оксана в испуге зажмурила глаза: белая стена с закрытыми массивными воротами грузового лифта приближалась угрожающе быстро. Сил спрыгнуть с каталки после родов у Оксаны не осталось, и она только крепко вцепилась в дерматиновые края несущейся тележки в ожидании удара. Но остановка получилась неожиданно мягкой.

— Михаловна, сука старая, ты что опять творишь? — на весь коридор раскатился басовитый грозный окрик. Оксана открыла глаза. Каталка стояла в нескольких сантиметрах от стены, удерживаемая полноватым низеньким доктором в круглых очках, с бородкой клинышком.

— Не виновата я, сорвалась тележка и покатилась сама. Не смогла я ее догнать, — издали залебезил испуганный голосок.

— Врешь! — безапелляционно постановил медик с обманчиво добродушной внешностью доктора Айболита. — Бегом сюда, — приказным тоном позвал он санитарку и нагнулся к Оксане: — Испугалась, голубушка? — Властные нотки в его голосе в один миг исчезли, словно это не он только что кричал, уступили место ласковым интонациям. Он разговаривал с Оксаной, как говорят с больными детьми: заботливо и нежно.

Оксана робко улыбнулась и еле слышным шепотом ответила:

— Немножко.

Врач погладил ее по голове, едва дотрагиваясь до волос, подбодрил:

— Все будет хорошо.

До Оксаны снова донеслась волна перегара. Этот же вал, наверное, накрыл и доктора, он недовольно поморщился и, грозно глядя на подбежавшую женщину, негромко сказал:

— Отвезешь в палату, а потом зайдешь ко мне в кабинет.

Оставшуюся дорогу санитарка сердито сопела, но рот не открывала и везла Оксану, как стеклянный сосуд с драгоценной жидкостью. В палате она помогла ей перебраться на кровать и проворно исчезла вместе с каталкой. Как только за женщиной захлопнулась дверь, Оксана закрыла глаза и моментально провалилась в небытие. Сказались и ночное бодрствование, и роды: все это ее основательно вымотало. Она уснула так крепко, что не слышала, как привезли в палату еще одну роженицу, не почувствовала, как приходивший врач откинул одеяло, осматривая ее, даже пропустила первую грозу с оглушительными раскатами грома, ослепительными вспышками молний и хрустально чистыми каплями дождя, беспорядочно перечертившими больничные окна и весело барабанящими по жестяному подоконнику.