– Знаешь, если бы ты поцеловал меня тогда, я бы занялась с тобой любовью прямо на письменном столе.
Брайан ошеломленно вытаращил на нее глаза.
– Правда? Констанс вздохнула.
– Ну, возможно, не на столе, а на полу.
Та же реакция.
Похоже, если я хочу что-то получить, мне придется подавать ему письменное заявление, с грустью подумала Констанс.
– Ты хочешь сказать…
– Сказать? Нет.
И вдруг – словно кто-то невидимый нажал наконец на нужную кнопку – глаза Брайана вспыхнули, а губы растянулись в усмешке, которая вот уже три года сводила Констанс с ума.
– Тебе придется за все ответить. Я отыграюсь за каждую упущенную минуту.
– Пока ты говоришь, эти самые минуты уходят.
Он шагнул к ней, подхватил на руки и понес на диван. Ночью юго-западный ветер Атлантики, исправно приносивший на Британские острова массы теплого воздуха, вступил в схватку со своим вечным соперником из Арктики. Битва развернулась нешуточная: в реве ветра слышались пронзительные крики злых духов банши,
[5]
предвещающих, как известно, близкую смерть, невидимые великаны пригибали к земле деревья и ломали ветви, потоки воды, низвергаясь с небес, проносились по мостовым и тротуарам, чтобы с урчанием исчезнуть в трубах канализации и продолжить путь в мрачной утробе города.
К утру силы противников истощились, а к полудню в просвете замедливших бег серых туч замелькало солнце, готовясь определить победителя.
Именно в это время и проснулся Брайан. Взглянув на тихонько посапывающую Констанс, он бережно укрыл ее простыней и, стараясь не шуметь, поплелся в ванную. Растянувшийся на всю ночь секс-марафон сказался на Брайане не самым лучшим образом – из зеркала на него смотрел небритый, с всклокоченными волосами, с впалыми щеками и с голодными глазами незнакомец, встретив которого на улице, женщины наверняка ускорили бы шаг, мужчины напряглись и сжали кулаки, а благовоспитанные собачки с визгом отскочили в сторону.
Странное дело, почему-то женщины после таких вот жутких испытаний всегда выглядят бодрыми и посвежевшими, кожа у них делается гладкой и шелковистой, глаза блестят, как витрины перед Рождеством, а в движениях и жестах появляется кошачья грация. Любой непредвзятый инопланетянин, которому предъявили бы выхваченную утром из постели парочку, пришел бы к однозначному выводу, что бесчеловечную пытку под названием «секс» изобрели женщины.
После душа и двух чашек крепкого кофе Брайан почувствовал, что возвращается к жизни. У него даже появилась мысль разбудить Констанс, но осуществлению задуманного помешал звонок.
– Айзек Гринфельд из Эдинбургского музея, – бодро сообщил голос.
Брайану понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда ему знакомо это имя.
– Джеффри! Рад вас слышать. Что нового?
– План сработал. Рыбка клюнула.
– Отлично! Мы можем встретиться? Думаю, Конни тоже было бы интересно послушать.
– Подозреваю, что моя сестричка еще спит. Мне всегда приходилось будить ее по выходным. – Джеффри рассмеялся. – Ладно, буду у вас через час.
Через полтора часа троица заговорщиков расположилась в гостиной: Констанс и Брайан на диване в роли зрителей, Джеффри за столом в качестве докладчика. В болтающемся, как на вешалке, свитере и в пузырящихся на коленях джинсах он вряд ли мог сойти за уважаемого сотрудника музея Айзека Гринфельда и больше походил на уличного бродягу.
– Установить номер телефона Малкольма Кенвуда оказалось не так уж и сложно, – начал Джеффри. – Как мы и договаривались, я позвонил ему в назначенное время. Наш герой, похоже, уже собирался уходить. Разговаривать он не хотел, и мне пришлось сразу брать быка за рога.
Констанс хмыкнула и хотела что-то сказать, но сдержалась, поймав предостерегающий взгляд Брайана.
– Риск, конечно, был велик. Если бы я назвал не ту картину, он понял бы, что это блеф, и просто положил бы трубку.
– И какую картину ты назвал? – не удержалась от вопроса Констанс.
Джеффри недовольно поморщился. Как и все творческие личности, он питал слабость к драматическим эффектам и пространным монологам.
– Я назвал пейзаж.
– Так я и думала! – воскликнула Констанс. – Мне сразу показалось, что к ней приложил руку большой мастер. – Она с победным видом посмотрела на мужчин, ни один из которых, однако, не разделял ее восторга.
– Мне можно продолжить? – холодно поинтересовался Джеффри.
– Ладно, ладно, больше перебивать не буду, – обиженно пробормотала Констанс.
– Спасибо. Так вот… На чем это я остановился? Ах да. Стоило мне произнести название картины, как Кенвуд мгновенно сдулся. Минуты две он вообще не мог говорить. Потом пришел в себя и заявил, что знать ничего не знает, а мне посоветовал обратиться к Джереми Уолшэму. Я ответил, что так и сделаю, как только старик выйдет из больницы. Так что нас, возможно, ожидает сенсация. – Он повернулся к сестре. – Как думаешь, Конни, кто это может быть?
– По времени и манере письма, пожалуй, кто-то из современников Тернера. Но я не очень хорошо знаю этот период, так что могу и ошибаться. Она привстала с дивана и выглянула в окно. Дождь уже прекратился, ветер стих, и улицы постепенно заполнялись прохожими.
– Что ж, ребята, мне пора, да и вам надо еще приготовиться. – Джеффри подошел к сестре и поцеловал в щеку. – Увидимся в Лондоне, малышка. – Он протянул руку Брайану. – Приятно было познакомиться. Буду рад сыграть с тобой в одной команде, если представится случай.
Констанс поднялась, чтобы проводить брата, но вдруг остановилась.
– Джефф, ты сказал, что нам надо приготовиться. К чему?
– А вы разве не знаете?
– Нет, – ответили хором Констанс и Брайан.
– Странно. – Джеффри поскреб небритый подбородок, посмотрел сначала в потолок, потом в пол, а когда поднял голову, губы его расползлись в клоунской улыбке. – Джереми Уолшэм вернулся сегодня домой. С минуты на минуту он позвонит и пригласит вас к себе на… Договорить ему не дал телефон. – Почему старик торопится?
– Объяснил, что в понедельник улетает в Швейцарию на консультацию и хочет закончить все до отъезда. Кстати, из Лондона прилетают Маккормик и Паркер. – Брайан взглянул на часы. – Нам надо быть в особняке к шести. У нас чуть больше четырех часов. Успеешь?
– Боже, мне совершенно нечего надеть!
– Ты хочешь использовать это, как предлог, чтобы явиться в костюме Евы? – усмехнулся Брайан.
Констанс рассмеялась.