Побег из `Школы искусств` - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Клугер cтр.№ 61

Они вышли на улицу, рядом с перронами. Сели на лавочку, закурили.

– Копию картины Тициана «Гомер и его герои», которая украшала офис Смирнова, Мардер нарисовал по памяти, – задумчиво сказал вдруг Черноусов. Синицын, казалось, нисколько не удивился такому повороту мысли. – Я вот вспомнил: Верещагин мне как-то рассказал, что старик чуть ли не десять раз писал ее с оригинала, так что запомнил до мельчайших подробностей… – он покачал головой. – Странно, странно…

– Ну и что? – спросил Синицын. – Что странно?

– Я вот только сейчас подумал, – медленно произнес Черноусов. – Где же, интересно, художник Ефим Мардер мог написать десять раз эту картину – тем более, с оригинала – если около тридцати лет провел в ГУЛАГе. Как ты полагаешь?

– Н-ну… – Синицын задумался. – Не исключено, что еще до ареста…

Виктор покачал головой.

– Нет, не все так просто. Что-то тут не так… – он помолчал немного, пытаясь свести воедино ту немногую информацию, которой владел. – Я ведь в свое время хотел писать о нем. Так что интересовался. До ареста он десять копий с оригинала снять не мог. По словам того же Верещагина, Мардер вообще не занимался копированием. Изучал – да, но не копировал. То есть, не выписал картину в полном соответствии с оригиналом. Мог написать какой-нибудь фрагмент – если его заинтересовала техника.

– После освобождения?

– Не писал ничего, кроме картин на религиозные темы – для себя – и икон – по заказу церковной общины.

– Да, ты прав. Еще одна странность.

– Если бы одна…

Они снова замолчали.

– А где хранится оригинал? – спросил вдруг Синицын. – Ты никогда этим не интересовался?

– Нет, не интересовался. Я и об этом-то вспомнил только сейчас. Знаешь, там у меня голова была другим занята… А вот пообщался с Маевским – даже странно стало. Много чего вспоминается. И как-то одно за другим цепляется, – Черноусов коротко хохотнул. – Вот, вспомнилась еще одна встреча. Рассказать?

Синицын кивнул.

И Виктор рассказал Синицыну о встрече, случившейся у него в 1987 году. В Советском Союзе начинались (правда, весьма робко) горбачевские реформы, первые отказники получили, наконец, право на выезд и приезжали. Число репатриантов постепенно росло (разумеется, не так, как это случилось в начале 90-х).

Черноусов готовил цикл статей о новых репатриантах-ученых. Очередным его собеседником оказался доктор химических наук Яаков Куперман. Задавая традиционные вопросы – о семье, о выборе профессии – Виктор услышал: «Профессия у меня наследственная. Отец был химиком. Причем не только на свободе, но даже в тюрьме».

Моисей Куперман, талантливый молодой ученый-химик, был арестован ОГПУ в начале 1929 года. Но сидел не в лагере. После знаменитых «Крестов», его отправили в спецтюрьму (или «шарагу», как называли такие учреждения сами заключенные). Это случилось, по словам Яакова, в 1930 году.

– Вы не ошибаетесь? – спросил тогда Виктор. – Насколько мне известно из литературы, так называемые «шарашки» появились только в середине или даже конце 30-х.

– Нисколько не ошибаюсь, – ответил мой собеседник. – Я сам удивился. Когда впервые услышал это. Но отец утверждал, что – да, это была фактически исследовательская лаборатория. Химико-технологическая.

– Оборонка? – спросил Черноусов.

– Ничего подобного. Они занимались разработкой технологий, связанных с созданием высококачественных красителей. Это во-первых. А во-вторых – изучение процессов искусственного старения органических веществ. В этой, с позволения сказать, лаборатории отец сидел до 1934 года. Потом его перевели в обычный лагерь, на Колыму.

Дальше они поговорили о судьбах бывших заключенных в хрущевские времена, об их приезде в Израиль в 1973, о смерти отца уже здесь.

В конце встречи Виктор спросил:

– А где находилась эта лаборатория?

– Недалеко от Москвы, – ответил Куперман. – В селе Покровском. Слышали о таком?

– А при чем тут Мардер? – спросил Синицын, внимательно все выслушав. – Он что, тоже сидел в шараге? Интересно, в качестве кого?

– Этого я пока не знаю. Обрати внимание: одновременно были арестованы питерские художники неоклассического направления во главе с Мардером и группа молодых химиков-органиков. Раз. Далее: репродукцию с картины Мардера, с дарственной надписью, мы с тобой видели у Семена Левина. И общую фотографию. Тоже совпадение? Люди, охотившиеся за мной и те, кто использовал меня как прикрытие, искали записи, сделанные покойным искусствоведом… где? Тоже в Покровском. В результате поисков Семен Израилевич Левин, вместо страны имени собственного отчества, отправился по другому маршруту.

Синицын молчал.

– Есть у нас в Израиле один миллионер, – сказал Черноусов задумчиво. – Шмуэль Флатто-Шарон. Весьма эксцентричная личность. Во Франции его до сих пор жаждут заполучить – он там провернул какую-то аферу на пару миллионов долларов. И быстренько смылся в Израиль. Успел даже побывать депутатом кнессета, хотя все считают – по нему тюрьма давно плачет.

– Удивил, – проворчал Синицын. – У нас знаешь, по скольким депутатам плачет то же самое учреждение?

– Ладно, я не об этом. Недавно открыл в Эйлате музей. В нем выставлены копии самых знаменитых картин прошлого. Он, понимаешь ли, набрал художников – в основном, из наших, из новых репатриантов. Прилично платит им, а они сидят и малюют – а-ля Тициан, а-ля Микеланджело. В соответствии с каталогом.

– Ты это к чему?

– Если бы НКВД занималось благотворительностью, – сказал Черноусов, – я бы решил, что в Покровском они сделали аналогичный музей. Понимаешь? Все сходится. Химики разрабатывают технологию изготовления красок, имитирующих старинные. Составы, старящие готовые холсты. А художники – вроде Мардера и его учеников – сидят в мастерских под присмотром вохровцев и прилежно копируют великих живописцев прошлого. И тщательно копируют. Десятки раз – судя по тому, что рассказывал Мардер Женьке.

– НКВД, – повторил Синицын. – Хорошенькие филантропы.

– Да уж… Поэтому для меня до сих пор загадка: что и зачем делали в Покровском?

– Не все ли равно?… – Синицын поморщился, потянулся устало. – Это что – весь твой багаж? – спросил он, показывая на черноусовскую дорожную сумку.

– А зачем больше? Мои вещи уже давно в Москве… Ну что? – спросил Виктор. – Что ты теперь будешь делать?

Синицын пожал плечами.

– А что? Слава Богу, есть дача, участок. Шесть соток. Я там столько всего собирался посадить, да так и не посадил. Вечно что-то отвлекало. Теперь вот…

– А что там с этими – из «Юг-Финансы»? – спросил Черноусов.

– Пока посидят, – ответил Синицын. – Оружейный склад – не шутка. Вот только по основному делу – никаких улик.

– Что ты будешь делать с Лисицкого?