Тевтонский крест - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Мельников cтр.№ 21

— Ты вообще меня слышишь, или как?

Аделаида лишь крепче сжала губки. Глаза, по-прежнему отведенные в сторону, повлажнели. Только бы опять не разревелась!

Бурцев огляделся. В лесу темнело. А во мраке вряд ли эта отчаянная сорвиголова и жуткая трусиха в одном лице решится на очередной побег. Испугается если не вездесущих охотников за отпрысками знатных родов, то крыс и темноты. Пожалуй, до рассвета Аделаида останется с ним. Так что милицейские «браслеты» под кодовым названием «Нежность» пока не понадобятся.

— Давай так, княжна, — подмигнул Бурцев, — я снимаю с тебя эти… кандалы, мы заключаем перемирие хотя бы до утра и мило беседуем. Постараюсь тебя не обижать, но уж и вы, ваше высочество, проявите ко мне снисхождение.

Скованные руки протянулись к его лицу. Обломанные, черные от грязи ногти мелькнули перед глазами.

— Сейчас же освободи меня, тупой мужлан!

— Нет, так дело не пойдет. Я ведь могу и потерять ключ от твоих кандалов, княжна. Случайно.

Подленький, но необходимый шантаж…

— Сними-и-и…

Все-таки это произошло. Непробиваемое высокомерие знатной полячки смыли долго сдерживаемые слезы. И Бурцев сразу ощутил себя распоследней сволочью. Он судорожно расстегнул наручники. И зашвырнул стальную «Нежность» подальше в кусты. Осторожно и опасливо прижал к себе сотрясавшуюся в рыданиях девушку.

Удивительно, но Аделаида не отстранилась. Наоборот — вцепилась тоненькими пальчиками в его грязную одежду. Только теперь Бурцев по-настоящему осознал, как ей одиноко и паршиво. Княжна, конечно, дуреха изрядная, но и он тоже хорош. То ее любимое платье искромсает, то закует в наручники и кулем швырнет на лошадь. Заботливый — аж тошно. Бурцев забормотал слова утешения, обещал — не столько ей даже, сколько самому себе — никогда больше не позволять грубости. За грубое обращение с безщитной хиппующей девчонкой он, помнится, бил морды скинам в парке. А вот его самого сейчас некомy было поучить жизни. Жаль — надо бы. В порыве чувств Бурцев все-таки погладил княжнy по голове, вытряхивая из спутавшихся волос труху. Полячка разревелась пуще прежнего.

— Ну, что так, Аделаидка? К чему столько слез-то?

— Обидно мне, Вацлав, и страшно, — прохлюпала рокрым носом княжна. — Я ведь впервые одна осталась, совсем одна. Кроме как на тебя, мне и надеяться сейчас больше не на кого.

— Так я ж тебе о том и твержу всю дорогу. Одна пропадешь, сгинешь. Вместе нам держаться надо, вместе.

— Ты, верно, в самом деле добра мне желаешь, Вацлав, и оберегаешь как можешь, но…

— Чего «но»? Что тебя смущает?

— Эх, все-таки жаль, что ты не благородный рыцарь! Неправильно это как-то, если дочь князя спасал человек низкого сословия. Не так все должно быть, как бы тебе объяснить… Понимаешь, Вацлав, покровительство знатного пана из достойного древнего рода это одно, а помощь мужика-ополченца — совсем другое. Это ж, выходит, я, дочь Лешко Белого, должна быть обязана и благодарна какому-то… Это же позор, унижение. Ну, почему меня спасает такой муж-л-а-ан?!

Аделаида заревела снова. Вот те на! Выговорилась, блин, излила душу. Впрочем, Бурцева откровенность спутницы теперь ничуть не задевала. Настолько милой непосредственной казалась ему чумазая девчонка, тужившаяся объяснить, какое он быдло и какая она королевна, но при этом рыдающая на его грязном плече. Он не смог сдержать улыбки. Продолжая гладить по русым волосам, ласково проговорил:

— Сочувствую тебе, княжна, но тут уж ничем по мочь не в силах. Таким, видишь ли, я уродился — не рыцарем и не принцем на белом коне. Но поверь моему жизненному опыту, частенько помощь простолюдина ценнее покровительства сильных мира сего. А что до благодарности… Так не нужна она мне, твоя благодарность. Нет, правда…

— Хочешь оскорбить меня еще больше, да, Вацлав?

— Нет, княжна. Хочу, чтобы ты перестала плакать. И рассказала хоть что-нибудь о себе. Хочу поговорить с тобой. Просто, по-человечески.

И она разговорилась. Не сразу. Постепенно. Сначала вопросы все больше задавал он. Аделаида отвечала неохотно — всхлипывая и утирая слезы подолом. Потом сама увлеклась беседой. Бурцев в тот вечер узнал о своей спутнице много интересного.

— Отца своего Лешко, прозванного в народе Белым, сына Казимира Справедливого, я почти не помню. Знаю, что был отец одним из сильнейших польских князей. Считаться с ним вынужден был даже его брат Конрад Мазовецкий. И сын Болеслава Высокого Генрих Бородатый — бывший правитель Силезии. И Владислав Второй, Ласконогий, прозванный также Великим, — тот, что сражался с Владиславом Одоничем за Великопольское княжество. И другие удельные князьки помельче. Да, с Лешко Белым считались и боялись его. Краковский стол Малопольского княжества при отце возвысился настолько, что самые мудрые паны пророчили долгожданное объединение под его началом многострадальных польских земель, погрязших в междоусобных войнах. Возможно, Лешко Белый действительно смог бы подчинить гордых соседей и стать всепольским князем, но убили его. Подло, предательски, когда мне было всего три года.

— Убили?! — Василий удивленно вскинул брови. — И кто же осмелился нанести удар столь могущественному князю?

— О, наивный русич. Ты совсем не искушен в политике. Иначе тебе было бы хорошо известно: чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов. Особенно в тот период, когда могущество должно вот-вот усилиться во сто крат. Убили Лешко Белого люди предателя Святополка — властителя далеких поморских земель. Святополк являлся вассалом отца, но преступил клятву верности и напал на своего господина… Однако ты прав, Вацлав. Сам коварный Святополк ни за что не решился бы умертвить краковского князя без поддержки влиятельных покровителей. А покровителем таким мог стать кто угодно. Одни говорят о князе Великопольских земель Владиславе Одониче, женатом на сестре Святополка Ядвиге. Другие утверждают, что Лешко Белого убили по наущению бывшего силезского князя Генриха Бородатого, который, как и отец, мечтал объединить всю Польшу под своим началом.

Бурцев старался уследить за ходом мысли собеседницы, что было непросто. Как только вмещала такая небольшая территория столько особ княжеского рода. Не мудрено, что живут они здесь, как скорпионы в банке.

— Но почему-то мало кто вспоминает о брате Лешко — моем дяде Конраде, князе Мазовии и властителе Куявии, — продолжала Аделаида. — А зря!

Ее глаза блеснули ненавистью. Вот, значит, на кого у панночки зуб, вот кого она подозревает в гибели отца! Или тут другое?

— А ведь есть еще жена Лешко Белого и моя родная мать Грымыслава Луцкая! — Девушка тяжело задышала.

Вот те на! Еще и женщина замешана! И не абы какая!

— Погоди, Аделаида, ты хочешь сказать, что…

— Что моя мать в сговоре с Конрадом Мазовецким настроила Святополка на убийство своего мужа и моего отца.

Бурцев с ожесточением потер лоб. В фамильном шкафу этой знатной семейки прячется свой скелет. Не скелет даже — скелетище. А он-то считал, что брат, изничтожающий брата, жена, сживающая со света собственного мужа и дочь, ненавидящая мать, — удел бульварных романов и сериалов для домохозяек.