Перескочить заборало сразу, с наскока упырям не позволяли густые колючки заточенных шипов на верхних ярусах стен. Острая сталь с серебром останавливала и сбрасывала вниз неосторожных кровопийц, наткнувшихся в горячке штурма на эту последнюю преграду. Но – увы – не всех.
Порой белесые тела все же протискивались между штырями. Изгибаясь так, как недоступно людям, оцарапываясь, срывая кожу, разрывая плоть, визжа и ревя от боли, некоторые твари, увлекаемые неведомой человеку жаждой… нет – ЖАЖДОЙ крови, перебирались через посеребрённый частокол настенных рогаток.
Цепляясь за камень руками и ногами, упыри лезли дальше. И когтистые руки тянулись…
Тянулись…
Глава 20
Ш-шмяк!
Смачный звук слева.
Всеволод обернулся. Надо же! Не заметил! Пока тыкал мечами в бойницу, самого едва не сцапали. А и могли ведь, пожалуй, запросто. Да на счастье, шестопер Бернгарда вовремя обрушился на голову показавшейся меж крепостных зубцов твари. Шишковатый череп лопнул, разлетелся на куски под посеребрёнными гранями. Белый орденский плащ забрызгало черным – густым и липким. Так забрызгало, что и креста на плече уж не видать.
– Не зевай, русич!
Всеволод благодарно кивнул. Ну, спасибо, мастер Бернгард! Удружил! Спас! При случае – сочтемся.
А вот еще одна белесая тень метнулась в нескольких шагах справа. Прорвалась меж копьями двух кнехтов, вскочила на зубцы, изготовилась к прыжку на стоявшего спиной Томаса.
Однорукий кастелян тоже отбивался от упырей, вслепую шаривших через бойницы, и сам никак не мог видеть опасности. И помочь Томасу не было уже никакой возможности. Слишком далеко. Слишком безнадежно.
– Томас! – крикнул Всеволод. – Сзади!
Предупредить – единственное, что он сейчас мог.
Кастелян услышал, начал поворачиваться. Но – медленно, но – поздно. Была бы у калеки еще одна рука. С мечом. Или – хотя бы с щитом – прикрыться.
Тварь прыгнула. Прямо на белый плащ, на черный крест. На левое плечо с беспомощным обрубком вместо руки.
Еще миг – и…
И… эта тварь тоже наткнулась на шестопер Бернгарда. Брошенная с неимоверной силой граненая палица настигла нечисть уже в полете, когда упыриные когти почти коснулись жертвы. Палица проломила кровопийце грудь. Отбросила в сторону, за заборало. Всеволод мельком увидел глубокую – чуть не до спины – вмятую рану от увесистого набалдашника с серебряной отделкой. А в следующее мгновение и упырь, и оружие Бернгарда слетели со стены. Куда-то в прорывающийся из-под трупов огонь.
– Томас, не спи! – снова орет Бернгард.
Ай, да магистр! Ангел-хранитель, прямо!
А тевтонский старец-воевода уже перехватил меч в обе руки и размашисто орудует длинным рыцарским клинком. Еще ловчее, еще увереннее, чем шестопером.
Фьюить! Ш-ш-ш-ш-ших! Одним махом Бернгард срубил две безволосые головы и три руки, поднявшиеся над заборалом.
«Силен! Ох, силен, магистр! – не без уважения подумал Всеволод. – И в бою искусен. И соратников прикрывать не забывает». Впрочем, и сам он тоже не мешкал. Как и положено обоерукому вою, лихо работал двумя мечами сразу. Ведя про себя счет разрубленным тварям.
Один. Два. Три.
Полетел вниз четвертый.
За ним – пятый.
А снизу все напирают. И конца-краю тому не видать.
Восьмой… Десятый…
А вот уже и полная дюжина пала от руки… от рук русского воеводы.
А вот – и дюжина чертова. В самый раз для нечисти!
Еще двоих, влезших один за другим и ловко проскользнувших под мечами, Всеволод попросту столкнул со стены. Плечом. Наплечником с серебряной насечкой. Как? Да просто!
Сначала – увернуться от удара когтистой лапы.
Потом – и-эх! – навалиться всем телом, ударить всем весом.
Толчок. Упругое сопротивление под плечом. Вскрик твари, ожегшейся о посеребренный доспех. Один упырь падает на другого. И оба – кувырком – за каменные зубцы.
Первый скрылся где-то в густом смрадном дыму. Второй напоролся спиной на торчащий из груды упыриных тел почерневший сук от лесины-осины.
А потом откуда-то сзади и слева – крики. Вопли. Громкие, отчаянные. Не упыриные – людские.
– Прорвались, – прохрипел Бернгард. – Западная стена!
Всеволод и сам видел: про-рва-лись! Там вон, на дальнем пролете, дела обстояли совсем скверно. Нечисть перемахнула и через стальные посеребренные шипы, и через каменные зубцы. И вот… Упыри на боевых площадках, упыри в переходных галереях. Везде – упыри.
Визжат, натыкаясь на серебро, но – грызут, терзают оплошавших защитников. Высасывают, испивают. Досуха. Каждого. И прут дальше.
Натиск усиливается. Число прорвавшихся кровопийц множится. Через заборало переваливают все новые и новые белесые фигуры.
Саксы на западной стене с боем отступали, срывались, падали на камни замкового двора. Туда же, во двор, уже устремились первые упыри. Бледнотелые пауки с когтистыми руками спускались по кладке, даже не пытаясь пробиваться по узким проходам к лестницам. Где – спускались, а где – прыгали. На людей. На телеги и повозки, стоявшие у стен. На крыши… Впрочем, те, кто падал на крыши – быстро скатывался вниз. Не зря крыши здесь кроют осиной…
Тевтоны быстро подтянули к месту прорыва легкие рогатки, заготовленные как раз на такой вот случай. Осиновые заграждения ставили наглухо, в несколько рядов, поперек галерей и переходов. Отсекали штурмующих. Старались не допустить нечисть к соседним пролетам стен. Сами яростно отбивались из-за заостренных кольев.
Внизу – по замковому двору – тоже метались кнехты с рогатками. Кнехты опрокидывали повозки и телеги, в которых днем возили дрова и падаль, нехитрыми баррикадами наспех перекрывали проходы внутри крепости, где уже вскипала отчаянная битва. Кто-то влезал на крыши, чтобы вести бой оттуда.
Тевтоны, русичи, татары и шекелисы яростно рубились с общим врагом. А враг всё сыпался с павшей западной стены. Враг быстро расползался по лабиринту замкового двора сплошной белесой массой. Испуганно ржали и бились в конюшнях запертые лошади. Но тварей интересовали не кони – люди. Только теплая человеческая кровушка интересовала сейчас темных тварей.
Это конец! – вдруг ясно и отчетливо осознал Всеволод.
Будет конец, если не…
– Ро-о-ов! – дико заорал Бернгард. – Жечь ров!
Засуетился, отдавая команды и размахивая мечом однорукий Томас.
Трое кнехтов из надвратной башни, что до сих пор почти не принимали участия в битве, а больше следили за костерком, разведенным под бойницами, подскочили как ужаленные.