– Выбраться потом, ты успеешь выбраться, там есть боковая шахта!
Это он почти крикнул.
– Главная градирня, – сказал рыжий уже тише. – Бомба под ней. Двадцать баллонов. Система охлаждения дублирована, замкнутый цикл, может пятьсот лет работать. Надо просто все сломать. Топором или кувалдой. Затем к лифту.
– Лифты вряд ли работают, все вспомогательные системы отключены.
Рыжий застонал.
– Это уж точно, лифты сдохли. Там есть зеленая лестница, по ней не ходи, Гагарин шизофреник, кто его знает, мог и заминировать… Справа зеленая лестница, по ней не ходи. Уйдешь через грузовой лифт, там внутри есть лесенка. Это тяжело, но ты вылезешь.
Белов постарался поднять рыжего еще раз, но тот рыкнул и отполз в сторону.
– Прекрати, – попросил Белов. – Это же пошло. Ты сам говорил про кино, а мы не в кино. Брось, пойдем, надо спасаться.
– Я не влезу.
– Посмотрим. Нельзя так.
– Ладно. – Рыжий кивнул.
Глаза у него блестели, даже сквозь бурую полумглу это вполне различалось. Заражение. Если руку ему на самом деле отхватила тварь, то в рану могла попасть слюна или яд, такое бывает от укуса кенги. И руки они любят откусывать, вообще всякие конечности.
– Ладно, – повторил рыжий. – Ладно, попробуем.
Белов вытащил рыжего с пола, и они двинулись дальше.
Коридоры. Широкие, и узкие, и поломанные. Неяркий свет, мельтешение под потолком. Трупы. Много, и не все целые, некоторые по частям. Живых не было почти, встретили одну женщину, она, кажется, сошла с ума. Бросилась на Белова со стулом. Сначала он пытался ее образумить, старался поймать за руки, но женщина вырывалась, царапалась и визжала, тогда Белов выхватил у нее стул и ударил им. Кажется, голову проломил. Во всяком случае, женщина больше не поднялась.
– Это… – рыжий посмотрел на женщину. – Это, кажется, Сильверстова, она от РАН здесь, наблюдателем… А ты ее убил табуреткой.
Рыжий болезненно расхохотался.
Вполне может быть, газ все-таки пустили? Какая-нибудь антишоковая смесь, с какой радости они так беспечны? Ничего вроде пока смешного не происходит. И этот рыжий, почему он от боли не стонет?
– Все равно она лесбиянка… – рыжий плюнул. – Была… Пойдем отсюда, пойдем…
Снова коридоры. Кабели на стенах, лампы под потолком. Велосипеды, но редко. Брошенные вещи. Громкое дыхание. Отчаянье.
– Странно, – сказал рыжий. – Почему все умерли, а мы нет? А?
– Повезло, – ответил Белов. – Иногда везет.
– Я математик, я в везенье разбираюсь. С точки зрения математики, везенья просто не существует… У меня ноги дрожат, ремень ослаб…
Рыжий принялся перетягивать ремень на обрубке руки. Крови он потерял, наверное, много, но пока держался.
– Тупик, – выдохнул Белов.
Коридор обрывался. То есть вот только что он был. И все, земля, она всыпалась, вдавливалась внутрь.
– Это еще что… – Белов подобрал комок, понюхал. – Земля. На самом деле земля, самая настоящая…
– Наверное, оползень. Вибрации вызвали смещение… коридоры срезаны. Надо в обход, – сказал рыжий. – Надо вернуться и в обход.
Они двинулись обратно и стали искать обход. Три коридора, и каждый обрывался землей. Белов молчал, рыжий болтал и просил пить. Они встретили еще несколько стеклянных шкафов с водой, но вода в каждом оказалась непригодной, в одном из коридоров кабели были разрублены, сыпалось электричество, что-то горело, дым стлался по полу почти до колен, Белов достал фонарик.
– Кажется, тут свободно, – прошептал он. – Земли нет.
– Почему ты шепчешь?
– Там кто-то есть…
– Живой?
– Не знаю. Осторожно.
Они прижались к правой стене.
– Это… – Рыжий вглядывался во тьму. – Это он… Это ведь он…
Белов сжал топор и сделал вперед несколько шагов.
Из тьмы выступил человек. Я узнал его. Тот самый. Гейнц. Который рисовал в блокнотах. Гений. Он был спокоен, сидел на вращающемся стуле.
Листал блокнот.
– Здравствуйте… – глупо сказал Белов.
Гейнц не оторвался от блокнота.
– Что происходит? – спросил Белов. – Вы можете объяснить?
Гейнц пожал плечами.
– Вы можете объяснить?! – спросил Белов уже настойчивей. – Люди погибли…
– Возможность восемнадцать, – ответил Гейнц.
– Простите?
– Возможность восемнадцать. Крайне малая вероятность, гораздо меньше, чем возникновение черной дыры. Черная дыра у нас шла под четырнадцатым пунктом.
Гейнц сделал отметку в блокноте. Он выглядел совершенно спокойно. Как будто в шашки проиграл.
– Дезинтеграция, разрушение времени, гравитационный коллапс, еще что-то, я не большой знаток апокрифической физики. И никогда всерьез не рассматривал ни одну вероятность выше восьмой. Что ж, тем интереснее… Видимо, нам придется пересмотреть некоторые разделы физики… Чрезвычайно интересно.
Гейнц замолчал.
– И астрономии. Не исключено, что и биологии – за последние три часа я наблюдал по крайней мере пять эпизодов ксеноактивности.
– Пять эпизодов ксеноактивности? – взвизгнул рыжий. – Мне что-то руку отожрало! Какая ксеноактивность?!! Я подыхаю, ты видишь!
Рыжий сунул Гейнцу кровавый обрубок.
Гейнц не отстранился, на халате осталось круглое пятно.
– Что такое возможность восемнадцать?! – спросил Белов.
– Вы слышали про Нибиру? – вопросом на вопрос ответил Гейнц.
Рыжий застонал.
– Вы это серьезно?!
– В известной мере, – кивнул Гейнц. – То есть я лично не рассматривал такую возможность, но некоторые в нашей группе… Например, Лю. Он считал, что это вполне вероятно.
– Кто такая Нибиру? – спросил рыжий.
– Вторая Земля, – улыбнулся Гейнц и снова черкнул в записной книжке. – Антиземля. Родина Атлантов. Двойник. Мифология, одним словом. Древние считали, что за Солнцем, на той же орбите, что и Земля, существует другая планета. То ли шумеры, то ли майя, я в древней жизни не очень хорошо ориентируюсь.
– Сказки… – выдохнул рыжий. – Какого ты кормишь нас сказками?..
Он попытался кинуться на Гейнца, Белов удержал. Гейнц посмотрел на это равнодушно, защищаться не пытался. Вообще этот Гейнц на меня странное впечатление произвел, какой-то чересчур спокойный. Как старая змея, приготовившаяся к смерти. От таких людей исходит заметный липкий холод, вроде бы с виду и не боец, а спиной поворачиваться не хочется.
– Я продолжу? – осведомился Гейнц.