Смерть в "Ла Фениче" - читать онлайн книгу. Автор: Донна Леон cтр.№ 22

— Да.

— Сколько ей, вашей дочке?

— Тринадцать.

Ровесница его собственной дочери, Кьяры. Он представил себе, каково ей было бы ходить в школу в чужой стране. Нет, это и правда было бы жестоко.

— Не собираетесь снова заняться врачебной практикой?

Она задумалась.

— Не знаю. Может быть. Я бы хотела лечить людей. Но об этом пока что слишком рано думать.

Брунетти наклонил голову в знак молчаливого согласия.

— Разрешите вас спросить, синьора, и заранее простите за нескромность, но не могли бы вы сказать, есть ли у вас какие-либо соображения насчет того, как ваш супруг распорядился относительно своих финансов?

— То есть — кому достанутся деньги?

Вот прямота!

— Да.

Тут она ответила сразу.

— Я знаю только то, что Хельмут сам мне говорил. У нас с ним не было никакого контракта, никаких письменных обязательств — знаете, как теперь пишут, когда женятся. — В ее голосе слышалось презрение. — Как я понимаю, наследников пятеро.

— А именно?

— Его дети от прежних браков. У него один ребенок от первого и трое от второго. И я.

— А ваша дочь?

— Нет, — поспешно ответила она. — Только родные дети.

Что ж, вполне естественно — человек оставляет собственные деньги своим кровным детям.

— Какова, по-вашему, общая сумма?

— Думаю, денег очень много. Но его агент или поверенный скажет вам куда точнее.

Странно, ему показалось, что она и правда не знает. И еще страннее — что ее это не очень-то и волнует. Признаки усталости, замеченные им, когда он только вошел, за время их беседы стали явственнее. Прямые плечи поникли, а от носа к углам губ протянулись морщинки.

— У меня осталось совсем немножко вопросов, — сказал он.

— Не хотите выпить? — предложила она с холодной любезностью.

— Нет, благодарю вас. Я прямо сейчас задам эти вопросы и оставлю вас в покое.

Она устало кивнула, словно знала, что ради этих вопросов он и пришел.

— Синьора, я бы хотел чуть подробнее остановиться на ваших отношениях с мужем, — произнес он, глядя, как на ее лице проступает отчужденность и готовность защищаться. — Ведь между вами была существенная разница в возрасте?

— Да.

Он молча ждал продолжения. Наконец она произнесла — твердо, без обиняков, что ему очень понравилось:

— Хельмут был старше меня на тридцать семь лет.

Стало быть, она старше, чем ему показалось — ровесница Паолы. Асам Веллауэр был всего на восемь лет младше деда Брунетти. Все-таки странно, подумал он. Каково женщине иметь мужа чуть ли не на два поколения старше себя? Он видел, как она неловко заерзала под его пристальным взглядом, и на мгновение отвел глаза, словно обдумывая формулировку очередного вопроса.

— Из-за этой разницы в возрасте в ваших отношениях не возникало каких-то сложностей?

До чего оно прозрачно, это облачко эвфемизма, всегда окружающее подобные браки! При всей вежливости вопроса было в нем что-то от подсматривания в замочную скважину, и комиссар смутился.

Ее молчание длилось так долго, что не поймешь, выражало ли оно отвращение к его неприличному любопытству, или раздражение манерностью его формулировки. Наконец она ответила — неожиданно очень усталым голосом:

— Из-за нашей разницы в возрасте мы принадлежали разным поколениям и видели мир по-разному. Но я вышла замуж за него, потому что его любила.

Инстинкт подсказал Брунетти, что это правда, и тот же самый инстинкт не упустил, что число-то единственное. Но тут уже человечность не позволяла выспрашивать о том, о чем только что умолчали.

Показывая, что визит окончен, он захлопнул записную книжку и сунул в карман.

— Благодарю вас, синьора. Очень любезно с вашей стороны — уделить мне время в такой день. — Он поспешно умолк, чтобы не впасть в очередные туманные банальности. — Вы уже распорядились насчет похорон?

— Завтра. В десять. В церкви Сан-Моизе. Хельмут любил этот город и всегда надеялся, что ему позволят упокоиться в нем.

То немногое, что Брунетти успел услышать и прочитать о дирижере, заставляло усомниться, что для покойного эта последняя честь была чем-то большим, нежели все остальные привилегии, положенные ему по совокупности заслуг, — хотя, возможно, Венеция, просто в силу своей прелести, могла и оказаться таким исключением.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я тоже приду?

— Разумеется, приходите.

— У меня остался один вопрос — тоже довольно щекотливый. Не знаете, не желал ли кто-либо зла вашему мужу? Может быть, он недавно с кем-то поссорился или имел основания опасаться?

— То есть, если я вас правильно поняла, — она улыбнулась, совсем чуть-чуть, но несомненно улыбнулась, — не знаю ли я кого-либо, кто хотел бы его убить?

Брунетти кивнул.

— Его музыкальная карьера была очень долгой, и не сомневаюсь, что за много лет он успел как-нибудь обидеть немало людей. Кто-то его успел невзлюбить. Но не могу вообразить, чтобы кто-то из них мог это сделать. — Она рассеянно провела пальцем по подлокотнику кресла. — Ни один человек, любящий музыку, этого сделать не мог.

Комиссар встал и протянул руку.

— Спасибо, синьора, за уделенное мне время и за ваше терпение.

Она тоже поднялась и взяла протянутую руку.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказал он в том смысле, что незачем провожать его до дверей квартиры.

Пожав ему руку, она тем не менее проводила его до прихожей. В дверях они снова обменялись рукопожатием — на сей раз молча. Он вышел из квартиры с каким-то муторным ощущением, не зная, в чем его причина — в том ли, что сам он наговорил кучу пошлостей и цветистых любезностей, или еще в чем-то, чего ему по тупости не понять.

За это время снаружи стемнело, стремительно сгустились декабрьские сумерки, усилив и без того тоскливое настроение, поселившееся на улицах Венеции до самой весны. На работу он решил не возвращаться, боясь выйти из себя, если отчет лаборатории окажется еще не готов и придется снова перечитывать немецкое досье. Он шел и думал, как мало он, в сущности, знает о покойном. Нет, разумеется, информации у него полно, но вся она какая-то странно-размытая, слишком внешняя и безликая. Гений, противник гомосексуализма, обожаемый меломанами, мужчина, сумевший вскружить голову женщине вдвое моложе, и при всем том — человек, чья личность все время словно ускользает. У Брунетти имелись кое-какие факты, но о подлинной сущности он не знал ничего.

Он шел и размышлял о тех путях, какими добываются сведения. Допустим, ресурсов Интерпола в его распоряжении нет, зато ему всецело помогает полиция Германии, плюс его чин уже позволяет обратиться напрямую в единую информационную систему управления внутренних дел Италии. А помимо всего этого, остается самый верный способ получения самых точных сведений о человеке: обратиться к безотказному и бездонному источнику — к слухам.