Знаменитый универсант Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Страницы жизни - читать онлайн книгу. Автор: Рива Шендерова cтр.№ 41

И в заключение.

У меня хранится, как реликвия, подаренная Виктором Николае вичем в день именин серебряная чайная ложечка. В памяти сохранилось и зрительное воспоминание единственного посещения маленькой, слабо освещенной комнатки Виктора Николаевича.

А человек жив, пока жива память о нем! На наших традиционных сборах класса обязательно и спонтанно всплывают всякие - разные веселые истории, связанные с Виктором Николаевичем, происходившие в те далекие, но дорогие сердцу времена.

Как сказал Ф. М. Достоевский: «...если и одно хорошее воспоминание останется при нас в сердце нашем, то и оно когда-нибудь обязательно послужит во спасение».

Я пришла в 233-ю школу, в 5«д» класс, в 1948 году. Преподавате лем русского языка и литературы был старый человек в пенсне и с усами. Одежда его была очень строгой: сапоги, заправленные в них брюки и мундир. Школа у нас была женская, учителя - женщины, Виктор Николаевич казался нам дедушкой. Внешне он, по-моему, был похож на Макаренко. Как потом мы узнали, наш учитель был в 1920-е годы директором школы для беспризорников.

В 6-м классе Виктор Николаевич стал нашим классным руководителем, проводя с нами очень много времени. Он знакомил нас с городом (наша школа была в пер. Антоненко), архитекторами, строившими его, владельцами зданий. Позже многие из нас посещали циклы лекций в Эрмитаже по архитектуре города.

На пионерских сборах просил девочек, которые умели танцевать, учить остальных. Даже ставили спектакли, и я играла Митрофанушку в «Недоросле». Он старался увлечь всех. Обстановка у нас была, как в ШКИД.

Конечно, это была своего рода игра. Это я сейчас так думаю, а тогда это было диктатом. Я, например, была снята с выборной должности звеньевой за единицу по сочинению, причем Виктор Николаевич сказал при всех, что я «морально разложилась». Через какое-то время меня простили, назначили заведовать библиотекой, которую завели сами. Кто мог, приносил книги, а выдавала я по всем правилам библиотеки - с формулярами, определенным днем выдачи. Прививал любовь к чтению - читать люблю до сих пор.

У Виктора Николаевича была своя система преподавания русского языка. Мы каждый день писали небольшие диктанты. Он диктовал фразу, довольно большую, кто-нибудь повторял ее вслух, а потом писали, делая при этом полный разбор предложения, чтобы правильно расставлять знаки препинания. Мне это помогло, я всегда потом писала довольно грамотно. Через два года, после окончания нами 7-го класса, он ушел из нашей школы. Больше я его не видела, хотя часто вспоминала его и наш класс как что-то очень хорошее, необыкновенное. Не знаю, как остальные, но я очень жалею, что не понимала тогда, как нам повезло встретить в жизни такого человека. Жалею, что не сказала ему «спасибо» за то, что он нас любил, как своих детей, и пытался вложить в наши ветреные молодые головы настоящие истинные ценности - дружбу, любовь к родителям, ближним.

Теперь говорю от души - спасибо ему. После окончания войны в классе были девочки, у которых не было отцов. Виктор Николаевич уделял им больше внимания и заботы после уроков. Он посещал их дома, знакомился с условиями жизни и приглядывал за ними, хотя это было незаметно внешне.

После окончания 7-го класса они продолжали общаться с Виктором Николаевичем.

В 2004 году было 50 лет со дня окончания школы. Встретившись со своими соученицами, я испытала удивительную радость. Все остались, по сути своей, такими же, как в юности.

Немного о себе: в 1960 году я окончила институт связи им. проф. Бонч-Бруевича. Работала инженером в области судостроения. Была замужем в течение 20 лет. Рано овдовев, все личные заботы, радости и огорчения перенесла на своих родителей.

Послевоенный 1948 год. Жизнь неуверенная, неустроенная. Мы еще не отошли от войны, от блокады, я еще не могу оторвать глаз от батона, нарисованного на старой, довоенной вывеске нашей булочной. В классе 36 худеньких девочек, мы замкнуты, закрыты, серьезны, в школе - всем безразличны. И наши учителя - тоже из войны и из блокады. Мы еще не знаем радости учения, радости жизни в своем коллективе.

И вот у нас новый учитель - Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Он такой же, как все, обездоленный. Нет, ему еще хуже, чем всем нам - у него нет жилья, он потерял все, у него нет дома, он носит с собой бидончик с едой и целый набор очков. Но он не такой, как все. Все бесчисленные невзгоды над ним не властны. Он строен, подтянут, к его полувоенному френчу подшит белоснежный воротничок, в его внимательных глазах - энергия и интерес к жизни, в его сдержанной улыбке доброжелательность. Он из другой, не из нашей школьной жизни. Мы это почувствовали сразу, и когда он после болезни вошел в класс, мы в порыве восторга встали и зааплодировали. Мы хотели быть с ним.

И у нас началась новая жизнь. Мы больше не были безразличны, безлики, неинтересны. Мы стали нужны и значительны. Каждый наш успех, каждый наш промах и проступок не оставались без внимания. Он был строг и требователен, мы писали каждый день диктанты, делали много ошибок, почти все получали двойки и тройки, но эти оценки были не для классного журнала, это было внутреннее дело - его и наше. Он хотел, чтобы мы были грамотнее, чтобы мы умели учиться и трудиться, чтобы мы стали лучше.

Мы работали над ошибками и за это тоже получали оценки.

Мы были разбиты на звенья, у нас было что-то вроде внутреннего самоуправления. Те, что учились лучше, сидели за партой с более слабой ученицей и должны были ей помогать.

Мы ходили с ним по нашему городу, по площадям (школа была у Исаакиевской площади). Эти экскурсии он вел сам. Он покупал билеты, и мы ходили с ним в театры. Он выводил нас на простор русской литературы и хотел, делал все, чтобы мы осваивали высоты русского языка. Мы учили стихи, мы разыгрывали сказки Пушкина, ставили композицию из «Медного всадника». Он привлекал всех, забытых не было, и самым неблагополучным девочкам давал лучшие роли.

Мы полюбили стихи, мы научились их читать вслух перед всем классом, мы очень старались. Он нас слушал, и на глазах у него нередко были слезы. Он чувствовал, у кого из нас было неблагополучно в доме, не только чувствовал - он знал. Он приходил к каждой домой. Он пришел к нам неожиданно. Мои родители были немного смущены, наверное, это был мой день рождения, он принес подарок - красивую серебряную ложечку. Гостей в те времена у нас еще не было. Он немного поговорил с моим папой, уходя, он сказал, что здесь все хорошо, он спокоен. Эти его слова мне очень дороги, а подаренной им ложечкой я до сих пор пользуюсь каждый день.

Прошли три года, но, кажется, что он был с нами не три года, а всю нашу школьную жизнь. У нас другие учителя, и он уже не в нашей школе. Но мы приходим к нему. У него теперь есть свой дом - маленькая комната на Садовой.

Мы, пять девочек, пять подруг, приходим в каждый его день рождения. Больше народа не разместиться в восьмиметровой комнате. Мы встречаемся на углу, покупаем торт и идем к нему. Мы идем пешком по Садовой, мы радуемся не только предстоящей встрече с ним, но и встрече друг с другом. Мы теперь студентки, у нас уже не общая, а у каждой своя студенческая жизнь. Он нас ждет, у него накрыт стол; таких вин мы еще не пробовали, такого изысканного угощения у нас дома еще нет. Мы теперь не только его ученицы - мы его гости, его молодые друзья. Мы говорим обо всем, о положении в стране, о литературе, он интересуется современной студенческой жизнью. Он говорит, что мы похорошели и, шутя, замечает, что если бы был молодым, то одной из нас он сделал бы предложение. Мы смеемся, нам весело, нам хорошо с ним. Мы тоже интересуемся его молодостью, его университетскими годами, его взглядами на любовь, на брак. Нам интересно мнение такого мужчины. Но встреча заканчивается, мы уходим, каждая в свою жизнь. Его уже нет, и сегодня мне так больно, так щемит сердце от мысли, что мы могли и должны были дать ему намного больше, чем давали. Мы перед ним в долгу.