Казнить нельзя помиловать - читать онлайн книгу. Автор: Галия Мавлютова cтр.№ 24

Стрельников, разумеется, проинструктирован еще с вечера. То-то он молчит, сосредоточенно расчерчивая очередную таблицу.

— Я больше не буду! — вздохнул я в трубку.

В ответ раздались короткие гудки. Мама категорически не желала со мной разговаривать.

— Сергей Петрович, разрешите участвовать в операции?

Мне не хотелось участвовать ни в каких операциях, но и играть в молчанку я тоже больше не мог. Силы мои иссякли. Не люблю, когда люди сидят в одном помещении и упорно молчат, делая вид, что все хорошо и ничего криминального не случилось.

— Мужчина обязан отвечать за свои поступки. А тот негодяй, который заставляет страдать близких ему людей, мужчиной не может быть, — сквозь зубы процедил Стрельников. Помолчав, он добавил: — Расскажите, что вы видели в «Люцифере»? И где вы сегодня ночевали? Я должен успокоить ваших близких.

Со смеху можно умереть — сначала я должен рассказать про «Люцифер», а уже потом — где ночевал. Близкие подождут, все равно волнения уже закончились, я жив и здоров, дескать, поезд ушел. Близких людей можно успокоить чуток попозже.

Близкие люди — это мама и тетя Галя. Они, наверное, до сих пор не пришли в себя. Вообще-то я свинья! Хуже, чем Роман Галеев. Надо было позвонить домой!

Нет, я не мог позвонить.

Я вспомнил сладкую пропасть, поглотившую меня целиком, и глубоко вздохнул. Надо привыкнуть к новому для меня положению, подумал я, и пройдет очень много времени, пока я привыкну, а близкие люди, ну, близкие… могут и подождать. На то они и близкие, они обязаны прощать и сострадать, если они, конечно, любящие близкие.

— В «Люцифере» я встретил своего однокурсника, — монотонным голосом забубнил я. — Его зовут Роман Галеев.

— Что вы говорите?! — приторно-вежливым голосом воскликнул Стрельников. — Как вы его можете охарактеризовать?

— Подлый тип! — Я тут же спохватился. — Ну, не совсем подлый, просто он ушлый.

— Какой-какой? Ушлый, говорите? Рассказывайте, Денис Александрович, не тяните кота за хвост. — Сергей Петрович оставил наконец свой приторный тон и заговорил обычным голосом. Точно таким же тоном он разговаривает с самим Ковалевым. И Ковалев от такого тона не сипит, не хрипит и не пускает петуха.

— Не знаю, какой он. Ну, это… всегда везде успевает, доклады там почитать, в конференциях поучаствовать, с папочкой засветиться перед ректором. Вот его и прозвали ушлым.

— А еще как его прозвали? — Стрельников стеной навис над моим столом. Казалось, еще немного, и он ляжет на него.

— Шестеркой, прилипалой. По-разному. — Я уклонился от настойчивого взгляда Сергея Петровича.

— Так-так-так, ушлый, шестерка, прилипала. Ну и прозвища у вас, студентов, как на зоне! — Сергей Петрович отпрянул от моего стола.

Он начал носиться по кабинету, вытряхивая из себя эмоциональный подъем. Куда подевалась его сумрачность, навеянная моим ночным отсутствием?!

— Ну, а где же вы ночевали? Со слов вашей матери я понял, что связей, порочащих светлый облик российского студента, у вас не имеется. Куда вы забрели? К Галееву? — Стрельников опять набросился на мой стол, как на амбразуру дзота.

— Нет-нет, не к Галееву! — испуганно заорал я, вспомнив про эксперимент с коктейлем из клофелина. — Так, случайно встретил знакомого друга.

— Понятно, встретил знакомого подруга, — засмеялся Стрельников. — Но позвонить-то матери надо было?

— Надо! Было! — радостно подтвердил я. — Я больше не буду!

— Совсем как ребенок!

Стрельников почти плясал, он перебирал ногами, размахивал руками и вообще всячески подчеркивал свое радостное настроение. Чего это он распрыгался? С какой-такой радости? У него в районе преступность растет как на дрожжах, а он развеселился, подумал я, углубляясь в изучение кривой на стенограмме.

Стрельников нагрузил на меня, кроме прочих обязанностей, еще и обновление оперативных стенограмм и диаграмм. Я ежедневно вывешиваю их на стене, чтобы оперативники могли полюбоваться на результаты своей ежедневной деятельности. Пока что результаты изобиловали ростом всех возможных кривых, от чего весь оперсостав меня просто возненавидел.

Больше всего меня изводил Алексей Ковалев, он чуть ли не трясся при моем появлении. Ну, насчет трясся, это я, пожалуй, загнул, а вот икать он точно икал. Скажет слово, и сразу — «ик», скажет слово, и снова — «ик», и так все время, пока я у него перед глазами нахожусь. Потом я отвернусь от него, и икота проходит. Вот такая нервная система у капитана Ковалева.

Пока я не знаю, какая у меня нервная система. Но мама твердит мне, что я — бесчувственный эгоист. Наверное, эгоист. И еще, я — трус. Трус и эгоист в одном лице, не слишком ли много? Но меня не волнует, что я трус и эгоист. Меня больше волнует то, что я тугодум. Да-да, я — тугодум.

Мне скажут слово, а я понимаю значение этого слова только на третий день. Из-за этого все думают, что я заторможенный, что-то вроде идиота. Ни то и ни другое, я — самый обычный тугодум. Потому что, только сидя за столом в кабинете, я вспомнил слова, сказанные мне Юлией во время падения в пропасть. Она все же сказала несколько слов. И я никак не мог понять значения этих слов.

— У тебя есть коттедж?

— Есть! — Я вспомнил «коттедж», построенный отцом за пятнадцать с лишним лет, — садовый домик на шести сотках. Участок выдали маме за отличную педагогическую деятельность. Разумеется, не за бесценное воспитание единственного сына, а за общее руководство профессионально-техническим училищем. Вообще-то моя мама подготовила несколько поколений первоклассных портних.

— А где?

— Во Всеволожском районе. Зачем ты спрашиваешь всякие глупости? — возмутился я, стараясь вжаться в Юлино тело.

— Хочу, чтобы ты пригласил меня на выходные. Я давно не отдыхала за городом.

— Обязательно приглашу. И съездим.

Мне не хотелось ни о чем говорить, и Юля поняла мое состояние.

Она замолчала, но в самый ответственный момент, когда я потянулся к мочке ее уха, чтобы прикусить самый кончик, она спросила:

— А в «Люцифер» ты зашел случайно?

— Случайно-случайно, — пропел я, захватив-таки мочку желанного уха.

— Но ведь есть же масса других страховых обществ! — Юля вырвала свое ухо из моих острых зубов.

— А там мой однокурсник работает. Рома Галеев. Все-таки на одном курсе баланду хлебали, — залихватски сообщил я, словно мы с Ромой были закадычными друзьями.

— А-а, — весело протянула Юля, — да, друзья — они и в Африке друзья. Лучше страховать имущество у знакомых, чем с улицы прийти.

Больше мы не разговаривали, и я напрочь забыл о странных Юлиных вопросах. И лишь сейчас вспомнил вопросы, заданные в самый ответственный момент моего падения в пропасть. Откуда она узнала, что я был в «Люцифере»? Следила за мной, как агент Резвый? Случайно встретила меня на Литейном проспекте или выманила нарочно?