Вэл. Легче?
Лейди. О да... Большое спасибо.
Вэл (поглаживая ее шею). Какая у вас шелковистая кожа! И
светлая... Прямо не верится, что вы итальянка.
Лейди. Здесь, в Америке, считают, что все итальянцы
непременно смуглые. Совсем не обязательно. Есть смуглые, а есть совсем и не
смуглые. У родителей отца была смуглая кожа, а у родителей матери — светлая...
(Бессмысленный смешок.)
Он понимающе улыбается ей.
Она продолжает говорить, чтобы скрыть смущение.
Он присаживается рядом с ней на прилавок.
Когда я была совсем маленькой, к нам приехала из
Монте-Кассино сестра моей бабушки по материнской линии. Она приехала сюда, на
чужбину, чтобы умереть в кругу родных. Я, правда, думаю, что, умирая, человек
все равно одинок: что, с родными, что без них. Она, я помню, лежала в своем
углу долго-долго и все не умирала, так долго, что все мы почти позабыли о ней.
Ее совсем не было слышно, она лежала и о чем-то думала. Помню, я как-то
спросила у нее: «Zia Тереза, как себя чувствуют люди, когда умирают?» Только
ребенок может задать такой вопрос. И как ответила она мне — тоже помню. «Очень
одиноко они себя чувствуют», — вот что она сказала мне в ответ. Ей, наверное,
хотелось обратно в Италию, чтобы умереть там, на родине... (Смотрит ему прямо в
глаза, впервые с тех пор, как завела разговор о нише.) ...Ванная, значит, у нас
тут имеется, только позвать водопроводчика провести горячий душ. Так... (Встает
и неловко отходит от стула.)
Он на нее теперь не смотрит: мысли его заняты, по-видимому,
чем-то другим.
Схожу наверх за чистым бельем для вашей постели.
Быстро идет, почти бежит, к лестнице. Как только она
скрылась наверху, он, пробормотав себе что-то под нос, идет к кассе. Громко
кашляет, чтобы заглушить звук выдвигаемого ящика. Берет оттуда в кулак
несколько бумажек и, снова кашлянув, задвигает ящик. Взяв гитару, выходит.
Сверху спускается Лейди с бельем в руках. Тоскливая темнота
ползет в комнату сквозь оставшуюся открытой дверь. Лейди идет к двери, выходит
на улицу, остановившись за порогом. Смотрит в одну и в другую сторону вдоль
темного шоссе. В бешенстве входит обратно, произносит какое-то итальянское
ругательство, ногой или локтем захлопывает за собой дверь и швыряет белье на
прилавок. Быстро подойдя к кассе, рывком открывает ящик и, обнаружив пропажу,
яростно захлопывает его.
Лейди. Вор! Вор! (Поворачивается к телефону, срывает с
рычага трубку, мгновение держит ее и с силой опускает на место. В отчаянии
бредет обратно к двери и, открыв ее, стоит, вглядываясь в темную, беззвездную
ночь.)
Свет на сцене постепенно меркнет. Вступает гитара: блюз.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Той же ночью, через несколько часов.
В лавку входит Вэл. В руках гитара. Не совсем твердыми
шагами идет к кассе.
Достав из кармана внушительную пачку денег, отсчитывает
несколько бумажек и кладет в ящик кассы. Оставшуюся, большую часть снова сует в
карман.
Наверху шаги. На площадку падает свет.
Вэл быстро отходит от кассы.
На площадке появляется Лейди в белом атласном халатике, в
руках карманный фонарик.
Лейди. Кто там?
Гитара стихает.
Вэл. Я.
Лейди (освещает его фонариком). Бог мой, как напугали вы
меня!
Вэл. Не ждали разве?
Лейди. Откуда же мне знать, вы это или кто-то другой?
Вэл. Вы предлагали мне комнату.
Лейди. Вы ушли, не сказав, берете ее или нет.
(Спускается вниз, луч фонарика все еще держит на Вэле.)
Вэл. Разве я не сказал насчет дареного коня?
Лейди. Сказать — сказали, но придете ли вы, — я так и не
знала.
Вэл. Я думал, вы сочли это само собой разумеющимся.
Лейди. Я никогда ничего не считаю само собой
разумеющимся.
Он направляется к нише.
Постойте, я спущусь. (Идет вниз, луч фонарика на его лице.)
Вэл. Вы меня ослепите своим прожектором. (Смеется.)
Она не отводит от него луч. Он снова двинулся к нише.
Лейди. Постель не готова: я не ждала вас.
Вэл. Ничего.
Лейди. Когда я спустилась с бельем, вы уже улизнули.
Вэл. Да, я...
Она берет белье с прилавка.
Дайте-ка сюда. Я сам постелю. А завтра вам придется
подыскивать нового приказчика. (Берет у нее белье и идет к нише.) У меня
выдался удачный вечерок. (Показывает пачку денег.)
Лейди. Ого!
Он останавливается у входа в нишу.
Она подошла к кассе, включает лампочку под зеленым абажуром.
Вы открывали только что ящик кассы?
Вэл. Почему вы спрашиваете?
Лейди. Минуту назад мне послышалось, что его открывают.
Вот я и спустилась.
Вэл. Прямо так — в белом атласном халатике...
Лейди. Я спрашиваю: это вы открывали?
Вэл. Интересно, кто же, если не я?..
Лейди. Если не вы, то никто, а ящик все-таки
открывали!.. (Выдвигает ящик и поспешно пересчитывает деньги. Ее трясет от
возбуждения.)
Вэл. Как это вы сегодня не заперли выручку в сейф наверху?
Лейди. Забываю иногда...
Вэл. Опасная забывчивость, Лейди.
Лейди. Зачем вы открывали ящик кассы?
Вэл. Я открывал его дважды: перед уходом и только что. Я
позаимствовал у вас малую толику и вернул долг. Остаток — при мне. (Показывает
деньги.) Мне удалось сегодня сорвать банк пять раз подряд. С таким уловом можно
на время удалиться от дел... (Снова кладет деньги в карман.)
Лейди. Младенчик вы, младенчик! Жалко мне вас.
Вэл. Жалко?
Лейди. Жалко. Потому что вам уже никто не сумеет помочь.
Вы тронули меня своей... необычностью, своими странными речами. Помните — птицы
без лапок, спят на ветре... Вы показались мне такой же неприкаянной пичужкой, и
мое глупое итальянское сердце раскисло: захотелось помочь вам... Дура я,
дура!.. И поделом мне! Вы обобрали меня, пока я ходила наверх за простынями для
вашей постели.
Вэл двинулся к двери.
Даже мое разочарование в вас — глупо! Надо же быть такой
идиоткой!
Вэл (останавливается, швыряет белье на прилавок). Вы
разочаровались во мне, я — в вас!