Бутман откупорил бутылку и налил мне полный фужер.
Я была заинтересована его заявлением, поэтому машинально взяла фужер в руку и уточнила, на всякий случай быстро осмотревшись по сторонам.
— Так кто же я? — спросила я у Бутмана.
— Сначала брудершафт, — заулыбался Бутман, — а потом я все скажу.
— Шантажу — нет, — отрезала я, — я и так перейду с тобой на «ты», только скажи, кто же я такая.
Бутман заерзал на стуле, кивнул головой в сторону эстрады, потом, вздохнув, ответил:
— Ты маленькая скучная натуралка, у которой наконец-то в головке зашевелились светлые мысли!
Свое умопомрачительное заявление Бутман сопроводил самым натуралистичным поглаживанием моей ноги. Он был прав: было от чего поскучнеть.
— И вот для вас, натуралок, сейчас будет самое интересное, — зашептал мне Бутман, — шоу мальчиков-нестандартов! Все для того, чтобы сделать из вас нормальных людей. Бисексуалов, вот как я, например! Тебе нравятся мальчики-нестандарты?
— Пока не знаю, — призналась я и зевнула. Насчет мальчиков я была не в курсе, но Бутман мне уже надоел хуже плохой погоды.
Шоу мальчиков началось. Все было примерно так же, как и у девочек, только с естественной половой разницей.
Для меня же самое интересное было не в этом, а в том, что одним из мальчиков выступал Вова Прокопенко.
Роман Балдеску был совершенно прав, говоря мне, что этот артист без выступлений жить не может.
Оба артиста были одеты или — правильнее было бы сказать — раздеты до узеньких плавок, от которых, впрочем, быстро избавились под восторженные вопли зрителей обоих полов.
Наиболее легковозбудимые девчонки вскочили со своих мест, чтобы лучше видеть, другие вообще подошли к эстраде и навалились на ее край, повизгивая от сопереживаний.
Я же чувствовала себя идиоткой и думала о шоу совсем в другом разрезе и ракурсе.
Мне интересно не было, скорее, даже было противно.
Вова Прокопенко демонстрировал всякие разные изыски, а неопрятный хмурый толстяк Жорик продолжал снимать своей видеокамерой. Вот что мне было по-настоящему интересно.
Я почти твердо знала, что мне нужно делать в ближайшее время. Но для начала я довольно-таки резко избавилась от липкой длани Бутмана. Плевать на то, что такие, как он, будут считать меня скучной. Как-нибудь переживу.
Закончив выступление, Вова раскланялся, поцеловал своего партнера и прошел в зал под радостные вопли зрителей.
Я внутренне вся сжалась, увидев, что он направляется к нам.
Но потом я успокоилась: Вова на меня, кажется, и внимания не обратил, он шел прямиком к Бутману.
— Тебе понравилось? — спросил он у Бутмана, присаживаясь рядом с ним.
— Не то слово! Очень, очень понравилось! — начал нахваливать его Бутман, протягивая Вове свой фужер. — Такие, как ты, просто находка в нашем бизнесе, цыпа!
Бутман поглаживал Вову почти как меня и говорил ему восхищенно:
— Ты знаешь, цыпочка, я даже удивился, когда мне сказали, что приехал москвич из наших и готов выступить. Я думал, будет вульгарная порнуха, но то, что ты показал, — искусство, искусство высокое!
«Цыпа» улыбнулся и застенчиво клюнул Бутмана в плечико.
Не скажу, что меня чуть не стошнило — я видела и не такое, — но впечатление было сильным.
А выступление Вовы все равно было порнухой, и переубедить меня никто бы не смог.
Пока парочка друзей ворковала справа от меня, я посматривала на толстого оператора по имени Жорик.
Он как раз менял кассету. Бережно вытащив из камеры, он положил ее на стул позади себя, вставил новую и махнул рукой следующим артистам.
Я, вытянув шею, посмотрела на прожекторы и обратила внимание на то, что кабели от них ползут по полу и соединяются, скручиваясь в жгуты. Заканчивались они в трехфазной розетке, лежащей на полу недалеко от крайнего столба, поддерживающего потолок.
На сцене уже были смешанные пары, и, видя, что толпа у эстрады постепенно увеличивается, я тоже встала.
— Танюшка, а как же мы? — Бутман попытался изобразить разобиженность, но получилось это у него плохо. — Сумку-то зачем берешь? Здесь не сопрут!
Я не ответила.
— Девочке интересно наблюдать процесс, — улыбаясь, пояснил Прокопенко, — пойдемте вместе. Сам неравнодушен к этому делу.
Мы прошли вперед и прорвались к самой сцене.
Вова что-то мне шептал в ухо насчет того, что у него странное ощущение, будто он видит меня уже не первый раз. Бутман с другой стороны советовал ему не увлекаться и не разевать роток…
Я все это почти не слушала.
Стараясь пробраться как можно ближе к стулу с нужной мне кассетой, я, не обращая внимания на недовольные шиканья соседок, упрямо стремилась к своей цели.
Ничего не отвечая надоевшему мне Бутману и дурно пахнущему трудовым потом Вове, я наконец-то наступила ногой на кабель.
Еще раз посмотрев на розетку, я обнаглела окончательно — наклонилась и дернула за нее.
Оба прожектора моментально потухли. После их яркого освещения всем на какое-то время показалось, что наступила полная темнота, и я, подскочив к стулу Жорика, схватила кассету с отснятым материалом.
Визг обиженных зрителей перекрыл все звуки.
Я, задевая за людей и за столы, повернулась и, сориентировавшись, устремилась к выходу.
В этот момент меня сзади обхватили чьи-то руки.
— Зачем ты это сделала? — Вова вцепился мне в плечо и развернул лицом к себе.
Лучше бы он этого не делал. Получив классический удар коленом в пах, Вова Прокопенко отлетел назад в толпу.
Оттуда послышался возмущенный крик Бутмана:
— Цыпа, твою мать, ты что творишь?!
Справа на меня наткнулся какой-то мужчина и, уцепившись за сумку руками, тоже хотел задержать, но я уже развоевалась.
— Ты куда, подруга? — спросил мужской голос, но тут же, не дождавшись ответа на свой вопрос, заткнулся и жалобно взвизгнул, получив хлесткий удар по глазам и второй по ушам.
Наконец я попала в коридор, ведущий на лестницу. Теперь оставалось только и отсюда выбраться, и можно сказать, что день даром не прошел.
Лампочка под потолком уже не коптила, приходилось пробираться на ощупь.
В зале зажегся свет, и лучи его, упав в коридор, показали мне нужное направление, но у самой двери я натолкнулась на еще одно препятствие.
Высокого роста охранник загородил мне проход.
— А вы куда, девушка? — спросил он. — Тут не принято уходить раньше времени. А сортир вон там.
— Спасибо большое, — вежливо ответила я и, сделав шаг вправо, тремя короткими ударами левой ступни проверила на крепость мышцы его брюшного пресса. Пресс оказался слабоватым. Охранник согнулся и, шлепая губами, прислонился лобиком к стене.