К югу от Явы - читать онлайн книгу. Автор: Алистер Маклин cтр.№ 48

Шесть дней назад у них не было никаких проблем. Моральный дух был высоким, надежды окрыляли. Даже Сиран, еще страдавший от полученного удара, старался вместе с другими. И следил за своими людьми. Сиран был неглуп и, как и все другие, отчетливо понимал, что их спасение зависит от совместных согласованных усилий. Этот союз по необходимости продлится так долго, как долго они будут спасаться.

Они покинули остров через тридцать шесть часов после субмарины и через двадцать четыре часа после того, как последний разведывательный самолет пролетел над их маленьким островком, не обнаружив на нем никаких признаков жизни. Отчалили на заходе солнца при легком попутном ветре — с севера устойчиво дул муссон. Всю ночь и весь следующий день они шли под парусом, подгоняемые ровным ветром, и в небе над ними не появился ни один самолет, только далеко на востоке промелькнуло маленькое суденышко. Вечером, когда над красно-золотистым горизонтом появилась восточная оконечность острова Банка, они увидели, как ближе двух миль в стороне от них всплыла субмарина и быстро двинулась к северу. Заметили их или нет, неизвестно, так как спасательная шлюпка могла потеряться на фоне темнеющего неба, и к тому же Николсон сразу опустил яркие оранжевые паруса, едва подводная лодка начала вспарывать водную поверхность. Словом, с лодки их не заметили, и она исчезла из виду еще до захода солнца.

В ту ночь они прошли проливом Макклсфилд. Им казалось, что это самый трудный и опасный участок пути. Если бы ветер прекратился или переменил направление, отклонившись на несколько градусов в любую сторону, у них не было бы никаких надежд пройти незамеченными и с наступлением утра их сразу обнаружили бы. Но муссон постоянно тянул с севера, они миновали с левого борта остров Лиат сразу после полуночи и прошли мимо острова Лепар задолго до восхода солнца. Но в полдень того же самого дня удача покинула их.

Ветер стих, и они весь день простояли в двадцати пяти милях от острова Лепар. В самый разгар дня с запада появился медленный, неуклюже летящий гидросамолет, возможно тот же самый, который они видели раньше. Он кружил над их головами почти час, затем улетел, не делая никакой попытки атаковать. Солнце как раз начинало садиться, и вновь задул легкий бриз, снова с севера, когда появился другой самолет с запада и начал кружить прямо над ними на высоте девятисот метров. Это был истребитель «зеро», и он не собирался тратить время понапрасну на предварительные облеты. Меньше чем за милю от них он ринулся вниз, заработали две пушки. Красные огненные кинжалы огня полетели им навстречу в сгущающуюся темноту. Снаряды образовали две параллельные линии всплесков и брызг на гладкой поверхности моря, пройдя по обе стороны от беспомощно ожидавшей своей участи шлюпки. Впрочем, не такой уж и беспомощной, пока бригадный генерал держал в руках автоматический карабин: «зеро» резко развернулся и полетел на запад, в сторону Суматры, а на его фюзеляже показалась вытекающая струйка масла. Меньше чем в двух милях он встретился с возвращающимся самолетом-амфибией, и они оба исчезли в бледно-розовой дымке заката. Лодку пробило в двух местах, а осколок снаряда ранил в бедро ван Оффена.

Не прошло и часа после нападения, как снова задул ветер, достигнув силы в шесть-семь баллов. Тропический шторм обрушился на них внезапно, еще до того, как они успели осознать происходящее. Он продолжался десять часов, десять часов темноты, ветра и холодного дождя. Десять бесконечных часов их болтало и носило по морю, а измученные люди всю ночь боролись за свою жизнь, потому что волны захлестывали шлюпку. До шторма Николсон вел шлюпку на юг под парусами, но паруса пришлось опустить, и осталось только рулевое управление. Каждая миля к югу приближала их к Зондскому проливу, но Николсон мог только отдаться на волю волн: корма шлюпки черпала воду, носовой якорь тянул вниз, а без кормового якоря невозможно было двигаться вперед. Если они наберут хорошую скорость, любой сбой в рулевом управлении мог развернуть лодку, и от резкого поворота обремененная парусами мачта могла сломаться или шлюпка просто перевернулась бы. Но совсем без управления неповоротливая, протекающая шлюпка была обречена и стала бы легкой добычей волн. Долгие ночные страдания оборвались так же резко, как и начались. И вот тогда наступили настоящие мучения.

Теперь, опираясь на бесполезный румпель и имея рядом впередсмотрящим вооруженного кольтом Маккиннона, Николсон старался забыть о всепоглощающем чувстве жажды, о разбухшем сухом языке, потрескавшихся губах и обожженной солнцем спине. Он пытался полностью оценить причиненный штормом ущерб, те изменения, которые произошли в людях с тех пор, когда шторм закончился и начались эти ужасные дни, эти бесконечные часы, тянущиеся под безжалостным, палящим и невыносимым солнцем.

Беспомощные, безучастные люди, словно под пыткой, доходили до последней границы возможного — физически, морально и психически. Объединявший их дух товарищества улетучился, словно его и не было. Раньше каждый стремился помочь соседу, а теперь каждый думал только о себе. Они хладнокровно глядели на муки других, когда каждый получал свою жалкую порцию воды, концентрированного молока или кусок сахара. Галеты закончились два дня назад. Дюжина жадных враждебных глаз наблюдала за каждым движением худых трясущихся рук, чтобы получающий не взял больше положенного ему. Голодный блеск налившихся кровью глаз, сухой стук костей пальцев особенно тяжело было наблюдать, когда маленькому Питеру давали лишнюю порцию воды и часть воды проливалась по его подбородку, падая на горячую скамью и почти мгновенно испаряясь. Они находились на той грани, когда даже смерть становится привлекательной избавительницей от постоянной пытки жаждой. Маккиннону пришлось взять в руки кольт.

Физические изменения людей были даже серьезнее крушения морального духа. Капитан Файндхорн находился в глубоком обмороке. Он все время метался, поэтому Николсон предусмотрительно привязал его к планширу и одной из скамей. Дженкинса тоже привязали, хотя он и находился в сознании. Он погрузился в свой собственный ад неописуемых мучений. Кончились повязки, и защитить его страшные ожоги, полученные на «Вироме», не было возможности. Палящее солнце жгло его до сумасшествия. Ногти на руках кровоточили, потому что он в беспамятстве расцарапывал обгоревшее тело. Ему связали кисти рук, привязав веревку к шлюпочной скамье. Он уже дважды пытался броситься за борт. Долгое время он сидел не двигаясь, потом напрягал все силы, пытаясь разорвать веревку, связывающую его кровоточащие руки. Хриплое, мучительное и надсадное дыхание напоминало агонию. Николсон уже подумывал, не стоит ли разрезать путы и отпустить Дженкинса. Какое он имеет право осуждать моряка на медленную, мучительную смерть в шлюпке, если тот может прекратить все мучения быстро, одним прыжком в море? Он ведь все равно должен был умереть: смерть уже смотрела из его глаз.

Глубокая резаная рана Эванса и изуродованная кисть Уолтерса гноились, им становилось все хуже. Медикаменты кончились. Соленая вода, намочившая повязки, воспаляла открытые раны. Ван Оффен находился в немного лучшем состоянии, но его ранили позже всех, и к тому же он обладал жизненной силой и выносливостью, превосходившей силы обыкновенного человека. Он по нескольку часов лежал неподвижно на дне лодки, упираясь спиной в скамью и глядя вперед. Казалось, он не нуждался во сне.