— У них есть дети? — спросила я, немного сбитая с толку.
— Единственная и неповторимая — Анн-Софи, так называемая поэтесса, а если на самом деле — наркоманка. Этакое избалованное создание семнадцати лет. Ее акселерация проявляется только в неразборчивых связях и злоупотреблении наркотиками. Она не вылезает из дансингов, где оттягивается на полную катушку.
— А Эрик ее знал? — Хотя я уже догадывалась, что Эрик состоял в связи не с мадам, а с мадемуазель Вилану, все-таки мне верилось в это с трудом: чем могла прельстить Эрика эта малолетка?
— Конечно, она вечно здесь крутится, если не в дансинге.
— И Эрик с ней…
— Вот этого скорее всего не было, — поморщившись, произнесла Жаклин, — хотя многие так и думали. Он хотел ей помочь покончить с наркотиками, мотался за ней целыми днями, но он, конечно, не мог забросить свои дела, поэтому у него ничего не получилось.
— А что же родители? Разве им безразлична судьба дочери?
— Поль и Мари большие оригиналы, постоянно чем-то увлекаются: то йогой, то дзен-буддизмом, то Кастанедой, то Шелтоном, то Бреггом. Сейчас они читают эзотерическую литературу, все их разговоры так или иначе переходят на фатум, кармическую предопределенность событий и тому подобное. Как раз в начале этого периода Анн-Софи стала употреблять наркотики. В этом смысле ей не повезло, потому что Поль с Мари сейчас относятся к этому как к неизбежному и ничего не пытаются предпринять. — Карандашом, зажатым между средним и указательным пальцем, Жаклин постукивала по стеклянному столу. — Успокаивает только то, что период этот должен скоро закончиться, и тогда они обратят внимание на свою дочь.
— Они могут опоздать… Мне не раз приходилось на практике сталкиваться с людьми, которые употребляли наркотики, и я имела возможность воочию убеждаться, к каким это приводит плачевным результатам. Все начинается с невинной игры, с легкомысленной рисовки, со всяких богемных штучек, а заканчивается психушкой и передозировкой.
Жаклин понимающе посмотрела на меня и закивала.
— Вы, конечно, правы. Но давать советы у нас не принято. Даже если вас спокойно выслушают, то все равно сделают по-своему. Давая совет, вы рискуете прослыть занудой. — Жаклин неловко улыбнулась.
— А как же знаменитые французские моралисты?
— Их афоризмы входят в школьную программу, но в жизни ими никто не руководствуется.
— И все-таки мне бы хотелось познакомиться с четой Вилану.
— Заходите часиков в шесть, они будут. Сегодня мы устраиваем небольшой прием. Будут художники, журналисты, представители высшего общества. Может быть, и Анн-Софи появится со своим бой-френдом.
— Вы знаете его?
— Конечно, это Андре Жофруа.
— Жофруа? — переспросила я.
— Вы его знаете? — в свою очередь спросила она.
— Слышала о нем. Если не ошибаюсь, он был другом Эрика?
Жаклин на секунду отвела глаза, потом подняла их на меня.
— Да, они довольно тесно общались, вместе путешествовали…
— Вы знаете, что Эрик был женат? — Я в упор посмотрела на Жаклин.
— Женат?! — Ее красивые брови взлетели вверх.
— А вот Жофруа знал. Наверное, он действительно был его другом, если ему было известно то, чего не знал даже отец Эрика.
Жаклин вздрогнула. После тягостного для нее разговора с Джоном Горбински еще и новость о женитьбе Эрика. — не многовато ли?!
— И вы… вы знаете, кто его жена? — запинаясь, спросила она.
— Ее зовут Наталья Сердюкова, она не так давно эмигрировала из России, сейчас живет в Нью-Йорке. Странно, что вы не знаете ее. Ведь, насколько мне известно, Эрик познакомился с ней в одной из парижских галерей. Она тоже художница.
— В Париже картинных галерей не счесть, — авторитетно заявила Жаклин.
Но через минуту как-то сникла. Перед ней тоже, как некогда передо мной, предстал незнакомый Эрик.
— Если позволите, я хотела бы задать еще пару вопросов.
— Слушаю вас, — взбодрилась Жаклин.
— Вы знаете Фридриха Штерма? — прямо спросила я.
— Да, Эрик неоднократно бывал с ним в нашей галерее. Неприятный тип… — Жаклин поморщила свой аккуратный носик.
— А если поподробнее? — настойчиво попросила я.
— Вы сами сможете с ним поговорить сегодня вечером, он — в числе приглашенных.
Такой удачи я не ожидала! Значит, Штерм здесь!
— Жаклин, — многозначительно понизила я голос, — поговорить с человеком — одно, но совсем другое, не менее важное — услышать о нем мнение окружающих, тем более мнение такой умной и свободной от предрассудков женщины, как вы, — польстила я ей.
— Он здесь не часто бывает, но вокруг него всегда какая-то отрицательная аура. Не знаю, уж какой он специалист, но я бы никаких дел с ним иметь не стала. Эрик говорил, что собирается подыскать ему замену.
Получается, что у Штерма и у Бронштейна сходные мотивы для убийства.
— А что вы можете сказать о Бронштейне?
— Знаю только, что он компаньон Эрика, — развела руками Жаклин.
— Ну, не буду больше отрывать вас от работы, — вежливо сказала я, — зайду вечерком. И благодарю вас за беседу. До свидания.
— До вечера, — любезно попрощалась Жаклин.
Она уставилась в окно, и, казалось, забыла обо мне. Наш разговор, без сомнения, дал ей пищу для размышлений.
Глава 8
Париж
25 мая
18 час 00 мин
Пообедав, побродив по Монпарнасу и поскучав в Люксембургском саду, я направилась в галерею Вилану. Здесь, как и на улицах, публика была по-вечернему оживлена. Гости, держа в руках бокалы разнообразных форм и размеров, кучковались, слонялись из зала в зал, обмениваясь на ходу приветственными репликами и замечаниями.
Наиболее любознательные особы разглядывали портреты, пейзажи и натюрморты, которые, будучи выполнены в абстрактной манере, представляли собой беспорядочное цветное месиво лихорадочно нанесенных мазков.
Были здесь и так называемые «гурме», на лицах которых застыло насмешливо-пренебрежительное выражение. Они демонстрировали полное равнодушие к объектам искусства и к себе подобным. Даже их радостные возгласы по поводу вновь прибывших не могли обмануть тонкого наблюдателя: их лица, на мгновение вспыхивая приветливыми улыбками, через секунду гасли, застывая в скептических гримасах.
Молодые женщины, следуя модному нынче стилю «гарсон», в большинстве своем напоминали бесшабашных угловатых подростков: беспорядочная лирика коротких причесок, блузки, рубашки, пиджаки, брюки, галстуки, шейные платки.
— Таня, добрый вечер, — окликнула меня Жаклин, — вы давно пришли?