Высокие ставки - читать онлайн книгу. Автор: Дик Фрэнсис cтр.№ 41

— С лошадью прицеп будет значительно тяжелее, — предупредил я.

— Ясное дело!

Не заходя к сестрам, мы вернулись к Черному Огню, и я достал из внутреннего кармана бритвенный прибор, состоявший из опасной бритвы с расческой.

— Что ты собираешься делать? — спросила Элли.

— Если вдруг появятся старушки, задержи их болтовней, — ответил я. — Я просто собираюсь сделать нашего дублера во всем похожим на звезду.

Я вошел в денник и как можно спокойнее приблизился к Черному Огню. Он стоял в недоуздке, но привязан не был. И первое, что я сделал, — это привязал его к цепочке. Я погладил его по шее, похлопал, пошептал ему на ухо что-то успокаивающее. Похоже, Черный Огонь не имел ничего против моего присутствия. Я довольно неуклюже коснулся бритвой черной шкуры.

Мне часто говорили, что нервозность людей передается лошадям. И сейчас я думал о том, чувствует ли Черный Огонь, что я совсем не привык иметь дело с лошадьми. Я думал, что впредь надо будет проводить с ними больше времени, что владелец должен знать своих питомцев как можно ближе...

Черный Огонь напрягся и встряхнул головой. И заржал. Но тем не менее продолжал стоять довольно смирно, так что мне удалось спокойно выбрить ему на плече лысинку такого же размера и на том же месте, что у Энерджайза.

Элли оперлась локтями на закрытую нижнюю половинку дверцы денника и следила за мной через открытую верхнюю половинку.

— Гениальность, — с улыбкой заметила она, — это на девять десятых способность строить планы.

Я выпрямился, улыбнулся, похлопал Черного Огня почти как старого приятеля и покачал головой.

— Гениальность — это болезнь. Гениальные люди несчастны. А я счастлив. Так что, увы...

— Тогда откуда же ты знаешь? Что гениальность — это болезнь, и все такое?

— Это все равно что жить в долине и видеть горы.

— А ты предпочел бы страдать на вершине?

Я вышел из денника и аккуратно запер за собой дверь.

— Ты либо рождаешься с альпинистским снаряжением, либо нет. Тут уж не выбирают.

Сестры вернулись и пригласили нас выпить шерри. Нам налили по глоточку в разномастные хрустальные рюмочки. Я посмотрел на часы, коротко кивнул, и Элли спросила, нельзя ли от них позвонить.

Нам доброжелательно ответили, что телефон в библиотеке. Сюда, пожалуйста. Осторожно, тут в ковре дырка. Вот тут, на столе. Сестры улыбнулись, кивнули нам и удалились.

Рядом с телефоном стояла металлическая коробочка с надписью: «Пожалуйста, оплачивайте разговоры». Я набрал лондонский номер Ассоциации журналистов и попросил спортивный отдел.

— Какие лошади сняты со скачки для новичков в Стратфорде? — переспросили меня. — В принципе нам это известно, но мы предпочитаем, чтобы люди дожидались вечерних газет. Подобные справки отнимают у нас много времени.

— Видите ли, мне нужно узнать это как можно быстрее... — пробормотал я. — Мы будем договариваться...

— Ну ладно. Секундочку. Вот... — мне зачитали несколько кличек. — Записали?

— Да. Спасибо большое.

Я медленно повесил трубку. Во рту у меня внезапно пересохло. Три дня тому назад Джоди объявил, что Паделлик будет участвовать в скачках в Стратфорде в субботу. Если он передумал ехать туда, он должен был предупредить об этом заранее, самое позднее — в одиннадцать утра в пятницу...

Сейчас было уже больше одиннадцати. Среди лошадей, снятых со скачек, Паделлик не значился.

— Завтра! — сказал я. — Он скачет завтра!

— Ух ты! — глаза у Элли расширились. — Мама родная!

Суббота, восемь утра.

Я сидел в своей взятой напрокат «Кортине» на стоянке у шоссе, на вершине холма. Светало. Моросил дождь.

Я приехал на место слишком рано, потому что спать я не мог. Вся пятница прошла в лихорадочных приготовлениях. Спать я улегся по-прежнему на взводе и всю ночь продолжал прикидывать, где и как мы можем проколоться.

Мне вспоминались обрывки вчерашних разговоров. Руперт Рэмзи был удивлен моей просьбой.

— Что-что?

— Я хочу немного прокатить Энерджайза в фургоне. Он пережил достаточно неприятные полчаса в Сэндауне. Его фургон столкнулся с другой машиной... Я подумал, что, возможно, спокойная поездка вернет ему уверенность в себе.

— А по-моему, это бессмысленно, — возразил Руперт.

— И все-таки я хочу попробовать. Я нанял молодого человека по имени Пит Дьювин, владельца собственного фургона, чтобы он забрал Энерджайза и немного повозил. Я подумал, что завтра самый подходящий день. Пит Дьювин обещал, что заберет его в половине восьмого утра. Не будете ли вы так любезны приготовить лошадь?

— Только напрасно деньги угробите, — с сожалением сказал Руперт. — Боюсь, тут дело не в нервах...

— Ничего, ничего. И еще... вы будете дома завтра вечером?

— Буду. После того как вернусь со скачек в Чепстоу. Самые большие скачки в ту субботу проходили в Чепстоу, на западном берегу Бристольского залива. Самые престижные заезды, самые крупные призы. И, разумеется, большинство тренеров, в том числе Руперт Рэмзи, направлялись именно туда.

— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказал я, — если после того, как Энерджайз вернется, я найму для него охрану?

Руперт Рэмзи некоторое время помолчал. Потом спросил, очень осторожно и вежливо:

— Простите, зачем?

— На всякий случай, — благоразумно ответил я. — Просто сторожа, который будет охранять конюшню и время от времени делать обход. Он никому не помешает.

Я словно увидел, как Руперт пожимает плечами на том конце провода. Среди владельцев попадаются такие чудаки...

— Ну, если вы так хотите, то... Но зачем?

— Если я заеду к вам завтра вечером, — уклончиво ответил я, — я, пожалуй, смогу все объяснить...

— Ну... — Руперт поразмыслил. — Послушайте, я пригласил несколько своих знакомых на ужин. Не желаете к нам присоединиться?

— С удовольствием, — ответил я.

* * *

Я зевнул и потянулся. Несмотря на теплый анорак, перчатки и шерстяные носки, руки и ноги у меня застыли. Сквозь залитые дождем окна машины голые меловые холмы выглядели особенно негостеприимными. Благодаря непрерывно работающим «дворникам» сквозь ветровое стекло я мог видеть магистраль А-34 на добрых две мили. Шоссе спускалось с вершины дальнего холма в большую долину и вновь взбиралось к вершине того холма, на котором находился я.

В паре миль позади меня находился перекресток со светофором, а еще в паре миль за ним — фруктовый ларек.

В шесть вечера позвонил Берт Хаггернек, чрезвычайно возбужденный.