Экс-баловень судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 24

Остается выяснить, когда она вернулась. Я пролистала перекидной календарь на столе. Почти все его листки были исчерканы разными пометками о встречах, звонках и прочих важных делах. Но начиная с субботы, 14 сентября, и до среды, 25-го, листки сияли девственной белизной. Причем на листке 25-го была только одна запись: «Отчитаться в бухгалтерии».

То есть с достаточно высокой долей вероятности можно предположить, что вернулась из Москвы Зильберг именно 25 сентября, когда профессор уже был убит… а если говорить еще точнее — на следующий день после того, как он был убит. Хм… глуповато как-то… тем более для Зильберг. Если это ее заказ, то появление на следующий день после исполнения подчеркнет скорее ее причастность, чем непричастность. Каким же дураком нужно быть, чтобы наивно демонстрировать: «Когда преступление совершалось, меня не было, а теперь, когда все уже свершилось, — вот и я, тут как тут». Не вяжется! Похоже, именно то, что должно было указать на причастность Зильберг, как раз и обеспечивает ей алиби. Опять эти коварные перевертыши! «Не забывайте о противоположностях». А где же удача? В том, что слетела еще одна более-менее вероятная версия?

Хотя такая ли уж вероятная? Ведь еще в самом начале расследования я думала: если бы Разумова хотели устранить такие солидные люди, как Залесский или Зильберг, они наверняка выбрали бы гораздо более надежные способы. Возможно, мою находку действительно можно расценивать как удачу: чем больше версий отметается, тем меньше их остается, тем ближе я к разгадке. Однако если так, то делать мне в кабинете Веры Иосифовны больше нечего. Но время еще есть, для очистки совести не мешает просмотреть и последний ящик.

Попытавшись открыть его, я обнаружила, что он заперт. Ага, вот они — тайны мадридского двора!

Я достала отмычки, и через минуту содержимое ящика было у меня перед глазами. Но, к своему удивлению, я не обнаружила там ничего особенного. Те же списки студентов, почему-то написанные от руки, с какими-то пометками напротив некоторых фамилий. В этих списках не было сведений о родителях и родственниках, а стояли некие загадочные знаки. Иногда по нескольку штук их красовалось около той или иной фамилии. Были тут и плюсы, и минусы, и разные числа, преимущественно трехзначные. Изредка попадалось и слово «родители», но никакой дополнительной информации об этих родителях не было; или непонятное слово «буклет», неизвестно по какому поводу выныривавшее то там, то здесь.

Списки представляли для меня китайскую грамоту. Кроме них, в ящике ничего не было. Раздумывая о том, стоит ли мне их фотографировать, я сопоставила оставшееся в моем распоряжении безопасное время и неуютный подоконник в женском туалете и решила, что стоит. Безопасным я считала время приблизительно до пяти часов утра. Хотя занятия начинались в восемь, но убраться из кабинета я рассчитывала не позже половины шестого: около шести наверняка активизируют свою деятельность вахтеры и сторожа. А до половины шестого мне нужно было чем-то занять себя, и, сравнив такие занятия, как фотографирование и тоскливое сидение на подоконнике, я сделала выбор в пользу первого.

Невнимательно глядя уже давно слипавшимися глазами в расплывавшиеся перед фотоаппаратом буквы и числа на листках из третьего ящика, я на скорую руку пересняла их и, судорожно зевая, стала приводить кабинет Зильберг в исходное состояние. Аккуратно положив на место все бумаги, я закрыла ящики и, снова воспользовавшись отмычкой, заперла нижний на замок. После этого тщательно осмотрела все горизонтальные поверхности — не осталось ли на них пятен от кофе или каких-либо других следов? Убедившись, что все в порядке, я собрала свои пожитки в «дипломат», оставив только маленький фонарик и отмычку, которой пользовалась, когда открывала дверь в кабинет Зильберг. Дверь секретарской просто захлопывалась, так что с ней проблем не было. А вот с дверью кабинета пришлось немного повозиться.

Благополучно достигнув облюбованного мной женского туалета на пятом этаже, я снова водрузилась на подоконник и жадно затянулась сигаретой. Тут-то уж никто не удивится, почуяв запах дыма. Проникнув сюда вчера вечером на перемене, я сразу поняла, что если мужская курилка находится под крышей, то женская — несомненно здесь.

Прошло совсем немного времени, в коридоре снова послышались шаги. В туалете зажегся свет, послышалось недовольное ворчание:

— Ишь, как накурили, и ночь прошла, а воняет так, будто только что вышли!

Услышав эти слова, я перестала дышать. Но ворчливый голос стал стихать и скоро совсем замер где-то в глубинах храма науки. Кажется, пронесло… не напрасно кости посулили удачу. Но я-то какова! Моему возмущению собственной персоной не было предела.

«Ах ты, профессионал хренов! — ругала я себя. — Не могла двадцать минут подождать! Курить она, видите ли, захотела. А если бы засветилась сейчас, а?! С фотоаппаратом и чемоданом, полным отмычек?! Как бы тогда выкручивалась?» Но в удручающем безмолвии женского туалета некому было ответить на эти горькие и справедливые упреки.

Да и что тут можно было сказать? Признаю — проштрафилась, как первокурсница, как самая неталантливая студентка милицейской школы. Виновата, исправлюсь. Но не мешало бы принять во внимание и то, что я не спала всю ночь. И не просто не спала, а к тому же работала.

В мысленном диалоге с самой собой провела я остаток времени до того момента, когда студенты дневного отделения начали подтягиваться к первой паре и в коридорах снова застучали каблуки и ботинки.

Незаметно выбравшись под этот шумок из туалета, я спустилась в вестибюль и, благополучно миновав проходную, выбралась на улицу. Никто не обратил на меня внимания и не поинтересовался, почему это я ухожу из университета в то самое время, когда все нормальные люди, наоборот, в него приходят.

Счастливая от мысли, что нахожусь вне стен университета и, несмотря на все свои ночные проделки, передвигаюсь не под конвоем, я направлялась к своей машине. Мечтала о том, как я сейчас приеду домой и завалюсь спать, не подозревая, что меня ожидает еще одно, последнее испытание.

Поворачивая на одну из дорожек университетского парка, я чуть было не столкнулась нос к носу с самой Верой Иосифовной Зильберг, шествующей на работу. У меня снова перехватило дыхание и учащенно забилось сердце, но и тут удача, предсказанная мне гаданием, вовремя подоспела на выручку. Зильберг кто-то окликнул, и как раз в тот момент, когда она должна была увидеть меня с моим компрометирующим «дипломатом», Зильберг обернулась, чтобы посмотреть — кто ее зовет?

Сделав резкий разворот на сто восемьдесят градусов, я фривольным полугалопом понеслась в противоположную от Зильберг сторону. Забыв о том, что все дальше ухожу от места парковки моей «девятки», я думала только об одном — скрыться подальше от Зильберг.

Когда расстояние между нами оказалось достаточно внушительным, я сбавила скорость и осторожно обернулась. В парке уже почти никого не было, дорожки опустели, и только редкие фигуры, короткими перебежками спешащие по направлению ко входу в университет, виднелись то там, то сям. Я посмотрела на часы. Стрелка перевалила за восьмичасовую отметку. Значит, так напугавшая меня Вера Иосифовна Зильберг уже на своем рабочем месте.