Я записала их имена и нашла в справочнике номера телефонов. Особенно хотелось найти в Каспиене человека, которого Ник Спенсер навестил на следующее утро после визита к доктору Бродрику. Вероятность успеха была мала, но, кто знает, может быть, этот человек сидел вместе с Ником в президиуме. Пока я не стала звонить мэру, сенатору и председателю совета директоров клиники. Надеялась связаться с одной из присутствующих на обеде женщин.
По словам доктора Бродрика, в то утро Спенсер неожиданно вернулся в Каспиен и был озадачен тем, что ранние записи его отца отсутствуют. Я всегда пытаюсь встать на место человека, которого хочу понять. Если бы я оказалась на месте Ника, и мне нечего было бы скрывать, то наверняка сразу же поехала бы в свой офис и начала расследование.
Вчера вечером, вернувшись домой после ужина с Кейси, я переоделась в любимую ночную сорочку, залезла в постель, набросала в изголовье подушек и разложила на кровати все статьи из объемистой папки с материалами о Нике. Прочла все, используя технику скорочтения, но не встретила ни единого намека на то, что он оставил записи с ранними экспериментами отца у доктора Бродрика в Каспиене.
Естественно, такого рода информация могла быть известна очень немногим людям. Если верить доктору Челтавини и доктору Кендалл, они не знали о существовании старых записей, а мужчина с рыжеватыми волосами вовсе не служил в компании штатным курьером.
Но каким образом о записях доктора Спенсера стало известно кому-то за пределами компании и, что озадачивает еще больше, зачем они ему понадобились?
Я сделала три телефонных звонка и оставила сообщения. Удалось связаться с единственным человеком — преподобным Хауэллом, пресвитерианским священником, который на благотворительном обеде обращался к присутствующим с призывом. Сердечным тоном он сказал, что в тот вечер с Ником Спенсером почти не общался.
— Разумеется, я поздравил его с получением награды, мисс Декарло. Позже меня, как и всех прочих, привело в смятение известие о его сомнительных махинациях, а также то, что клиника понесла крупные финансовые потери, поскольку вложила в его компанию большую часть своего портфеля ценных бумаг.
— Ваше преподобие, во время большинства из этих обедов при перемене блюд люди встают и ходят вокруг, — сказала я. — Вы, случайно, не замечали, говорил ли с кем-нибудь Николас Спенсер?
— Не замечал, но, если хотите, могу разузнать.
Мое расследование продвинулось не очень далеко. Я позвонила в больницу, и мне сказали, что Линн выписалась.
Как писали утренние газеты, Марти Бикорски было предъявлено обвинение в поджоге и опрометчивом поведении, после чего его освободили под залог. Я нашла его телефон в справочнике Уайт-Плейнс и набрала номер. Автоответчик был включен, и я оставила сообщение: «Я Карли Декарло из «Уолл-стрит уикли». Видела вас на собрании акционеров, и вы совершенно не показались мне человеком, способным поджечь чей-либо дом. Надеюсь, вы мне перезвоните. Хотела бы вам помочь, если это в моих силах».
Едва повесила трубку, как почти сразу же зазвонил телефон.
— Говорит Марти Бикорски. — Голос казался утомленным и в то же время напряженным. — Не думаю, что кто-то в состоянии мне помочь, но можете попытаться.
Полтора часа спустя я подъехала к опрятному старому дому, построенному на разных уровнях. На верхушке мачты, стоящей на лужайке, развевался американский флаг. Показывала свой нрав капризная апрельская погода. Вчера температура поднялась выше двадцати градусов. Сегодня было около пятнадцати и ветрено. Можно было бы и свитер надеть под легкую весеннюю куртку.
Должно быть, Бикорски наблюдал за мной, потому что дверь была открыта еще до того, как я успела позвонить. При взгляде на его лицо первой моей реакцией была жалость — бедный малый! Выражение глаз, такое подавленное и усталое, вызывало сострадание. Он, однако, сделал вполне осознанную попытку распрямить опущенные плечи и слабо улыбнулся.
— Входите, мисс Декарло. Я Марти Бикорски.
Он протянул было мне руку, но потом отдернул ее. Рука была плотно забинтована. Я знала, что он утверждал, будто обжег ее о горелку плиты.
Узкая прихожая вела прямо на кухню. Справа от входной двери был вход в жилую комнату. Марти сказал:
— Жена сварила кофе. Если не возражаете, мы могли бы сесть за стол.
— Это было бы замечательно.
Я последовала за ним на кухню, где стоящая к нам спиной женщина вынимала из духовки торт к кофе.
— Рода, это мисс Декарло.
— Зовите меня, пожалуйста, Карли, — сказала я. — Вообще-то я Марсия, но в школе дети стали называть меня Карли, и прозвище прилипло.
Рода Бикорски была примерно моего возраста, на пару дюймов выше меня, хорошо сложенной, с длинными темно-русыми волосами и яркими голубыми глазами. Щеки у нее пылали, и я подумала, всегда ли у нее такой румянец или на ее здоровье отражаются эмоциональные потрясения.
Как и ее муж, она была одета в джинсы и трикотажную рубашку. Слегка улыбнувшись, женщина сказала, протягивая мне руку:
— Хорошо бы, кто-нибудь придумал прозвище для Роды.
Кухня была уютной и сверкала чистотой. Стол и стулья раннего американского стиля, а покрытие на полу «под кирпич» такое же, как на нашей кухне, когда я была маленькой.
Рода пригласила меня к столу, предложив кофе и торт, кусок которого я охотно взяла. С моего места через окно эркера был виден небольшой задний двор. Спортивные снаряды и качели говорили о присутствии в семье ребенка.
Рода Бикорски заметила, куда я смотрю.
— Марти сам соорудил этот комплекс для Мэгги. — Она села напротив меня. — Карли, хочу быть с вами откровенной. Вы журналистка и приехали, потому что якобы хотите нам помочь. У меня к вам очень простой вопрос: почему вы хотите нам помочь?
— Я присутствовала на собрании акционеров. И поведение вашего мужа восприняла как реакцию отчаявшегося отца, а вовсе не жаждущего мести человека.
Ее лицо смягчилось.
— В таком случае вы знаете о нем больше, чем группа расследования поджога. Если бы я догадалась, чего они добиваются, ни за что бы не сказала о том, как Марти просыпается по ночам и выходит на улицу покурить.
— Ты постоянно пристаешь ко мне, чтобы я бросил курить, — с кривой ухмылкой заметил Бикорски. — Надо было тебя послушаться, Род.
— Насколько я понимаю, после собрания акционеров вы сразу отправились на работу, на станцию обслуживания. Это верно? — спросила я.
Он кивнул.
— На этой неделе я работал с трех до одиннадцати. Опоздал, но меня подменил один парень. Чтобы успокоиться, пошел после работы выпить пару пива, а потом отправился домой.
— Это правда, будто в баре вы говорили, что не прочь подпалить дом Спенсера?
Усмехнувшись, он покачал головой.
— Не стану вам говорить, что, потеряв все эти деньги, не расстроился. Я все еще переживаю на этот счет. Это наш дом, и нам предстоит регистрировать его для продажи. Но для меня поджечь чей-то дом такая же нелепица, как поджечь свой собственный дом. Это все треп.