— Я видел, как вы отъехали от одного дома.
— Не сейчас. Раньше. Зачем вы ездили за мной по пятам?
— Когда?
— В субботу. На фургоне.
— Я не знаю, о каком фургоне вы говорите, — покачал головой Кацка.
Эбби дала задний ход.
— Ладно, забудем фургон. Не надо больше за мной ездить, договорились?
— Я подавал вам сигналы, прося остановиться. Вы видели, как я мигал фарами?
— Я не знала, что это вы.
— Вы не откажетесь рассказать, что вы делали в доме доктора Леви?
— Хотела навестить Элейн. Я не знала, что она съехала.
— Здесь стоять нельзя. Почему бы вам не проехать на стоянку? Я хочу с вами поговорить. Или вы и сейчас откажетесь отвечать на вопросы?
— Смотря на какие.
— О докторе Леви.
— Вы только о нем будете спрашивать? Только об Аароне?
Кацка кивнул.
Эбби задумалась и решила: вопросы могут быть обоюдными. Даже молчаливый детектив Кацка способен ненароком выдать какую-нибудь нужную ей информацию.
Эбби обвела глазами торговый комплекс.
— Видите закусочную? Можем поговорить там, за чашкой кофе.
Копы и пончики. Два эти слова воскрешали в памяти городские шутки о бостонских полицейских. Каждый коп с внушительным животиком и каждая патрульная машина возле дверей закусочных «Данкин донатс» только подкрепляли их. Однако Бернард Кацка не любил пончики. Он взял лишь чашку черного кофе, да и тот пил без особого удовольствия. Эбби он казался человеком, за которым не только не водится грешков, но и который совершенно равнодушен к радостям жизни. Ничего лишнего и бесполезного.
И первый вопрос, заданный им, был строго по существу:
— Почему вы оказались в этом доме?
— Я же вам сказала: поехала навестить Элейн. Мне хотелось поговорить с ней.
— О чем?
— О личных делах.
— У меня сложилось впечатление, что вы были едва знакомы.
— Это она вам так сказала? — спросила Эбби.
— Вы согласны с такой характеристикой ваших отношений? — спросил Кацка, не отвечая на ее вопрос.
Эбби шумно выдохнула:
— Думаю, что да. Мы были знакомы через Аарона. Вот так.
— Тогда почему вы решили ее навестить?
Теперь Эбби медленно втягивала воздух, мысленно оценивая себя со стороны. Она нервничает. Это заметно. А у такого человека, как Кацка, ее нервозность вызывает подозрение.
— В последнее время со мной происходили странные события. О них я и хотела поговорить с Элейн.
— Какие события?
— В минувшую субботу кто-то меня преследовал. За мной ехал бордовый фургон. Я его заметила на мосту Тобин. И потом снова, когда ехала домой.
— Что-нибудь еще?
— А вы считаете, этого мало, чтобы выбить человека из колеи? — спросила Эбби, в упор глядя на детектива. — Мне стало страшно.
Кацка молча разглядывал ее, словно пытался понять, настоящий ли страх написан на ее лице.
— Какое отношение тот фургон имеет к миссис Леви?
— Это ведь вы заставили меня задуматься о смерти Аарона. Вы усомнились, была ли его смерть самоубийством. Потом я узнала о смерти еще двух бейсайдских врачей.
Кацка нахмурился. Вероятно, он слышал об этом впервые.
— Шесть с половиной лет назад погиб некий доктор Лоренс Кунстлер. Он был торакальным хирургом. Спрыгнул с моста Тобин.
Кацка молчал, но Эбби заметила, как он чуть-чуть подался вперед.
— А три года назад погиб анестезиолог Алан Хеннесси. Отравление угарным газом. В газете его смерть назвали несчастным случаем. Дефект отопительной системы.
— К сожалению, такие смерти бывают каждую зиму.
— И вот совсем недавно… Аарон. Трое врачей. Все они работали в команде трансплантологов. Вам не кажется, что это уж слишком странное совпадение?
— К чему вы клоните? Вы считаете, что у команды трансплантологов есть тайный враг или враги? И эти враги периодически убивают врачей?
— Я просто обращаю внимание на странное стечение обстоятельств. Вы — полицейский. У вас принято проверять все версии. Думаю, стоит проверить и эту.
Кацка откинулся на спинку стула:
— Но как вы оказались в этой гуще?
— Друг, с которым я живу, тоже из команды трансплантологов. Марк хоть и не признаётся, но я чувствую его настороженность. Думаю, что вся команда обеспокоена. Каждый задает себе вопрос: кто следующий? Но они никогда не говорят об этом. Пассажиры, ожидающие посадки на самолет, тоже ведь не говорят об авиакатастрофах.
— То есть вы тревожитесь за вашего друга?
— Да, — ответила Эбби.
Это была лишь часть правды. На самом деле Эбби стремилась вернуть Марка. Вернуть прежнего Марка. Она не понимала, что произошло между ними, но чувствовала: их отношения разваливаются. И все началось с того вечера, когда она заговорила о Кунстлере и Хеннесси. Естественно, эти мысли Эбби оставила при себе. В них не было логики. Только чувства. Интуиция. А Кацка предпочитал более осязаемые вещи.
Сейчас он явно ждал от нее еще каких-то слов. Эбби молчала. Тогда он спросил:
— Может, вы хотите еще что-то мне рассказать? Подумайте.
«Он намекает на Мэри Аллен», — пронеслось в мозгу Эбби.
Ее охватил ужас. Глядя на этого человека, она испытывала почти неодолимое желание открыть ему все. Здесь и сейчас. Но ужас прошел. Эбби медленно отвела глаза и ответила вопросом:
— А зачем вы следили за домом Элейн? Вы ведь слежкой занимались?
— Я разговаривал с женщиной из соседнего дома, а когда вышел, увидел вашу машину. Вы как раз отъезжали.
— Вы опрашиваете соседей Элейн?
— Обычная практика.
— Сомневаюсь.
Вопреки своему желанию, Эбби посмотрела на Кацку. Его серые глаза оставались непроницаемыми. Ни подтверждения, ни намека.
— Почему вы до сих пор расследуете самоубийство?
— Вдова самоубийцы спешно собирает вещи и уезжает в неизвестном направлении. Никто из соседей не знает, куда она уехала. Согласитесь, это по крайней мере необычно.
— Вы же не хотите сказать, что Элейн двигало чувство вины или что-то в этом роде?
— Нет. Думаю, она испугалась.
— Чего?
— Может, вы мне подскажете, доктор Ди Маттео?
Эбби хотела снова отвести глаза, но не смогла. Взгляд Кацки не был ни требовательным, ни угрожающим. Детектив смотрел спокойно и внимательно. И уж чего она никак не ожидала, так это вспыхнувшего и тут же погасшего влечения к нему. Эбби не представляла, почему из всех мужчин, окружавших ее, она отреагировала только на этого копа.