Мальчишки принялись шарить по ящикам, разыскивая хлебный нож. Хлеб и впрямь оказался сухим и черствым. Удерживая буханку культей левой руки, Яков отрезал два ломтя и понес к тостеру.
— Вы что наделали у меня на полу? — взъелся кок. — Ну накрошили! Живо соберите.
— Алешка, собери, — попросил Яков.
— С какого перепугу? Это ж не я накрошил.
— Я хлеб поджарю, а ты крошки соберешь.
— Ага, разбежался. Сам накрошил, сам и собирай.
— Можешь не собирать. Тогда я твой кусок выкину.
— Кончайте базар! — прикрикнул на них Любый. — Чтоб крошек на полу не было!
Алешка послушно заползал на коленках.
Яков тем временем погрузил первый ломоть хлеба в щель тостера. Из другой щели на пол вдруг выскочил серый комочек.
— Мышь! — завопил Алешка. — Это же мышь!
Комочек метался между Алешкиных ног. С одной стороны его гнал Яков, с другой — кок, запустивший в мышонка крышкой от кастрюли. Тот с отчаянным писком взобрался по Алешкиной ноге почти до колена, потом спрыгнул и, продолжая испуганно пищать, юркнул под шкаф.
На камбузе запахло подгорелым. Кок с руганью погасил конфорку. Ругань стала еще забористее, когда Любый извлек почерневшие кружочки лука. Все нежное томление в масле пошло насмарку.
— Мышей мне тут только не хватало! Тварь поганая! Все сгубила! Теперь по новой начинать. Поймаю — башку оторву.
— Она в тостере сидела, — сказал Яков.
Ему вдруг стало нехорошо. Он представил мышь разгуливающей внутри тостера.
— Поди еще и насрала там, — сердито отозвался кок. — Убил бы на месте.
Яков осторожно заглянул в щели тостера. Мышей там больше не было, зато дно покрывали коричневые пятнышки. Разберись тут, где крошки, а где — продукт мышиного пищеварения.
Недолго думая, Яков подвинул тостер к раковине, намереваясь перевернуть и вытряхнуть все, что там собралось. Его настиг окрик Любого:
— Ты что, сдурел? Зачем тостер к раковине попер?
— Вытряхнуть его надо. Сами ж говорили.
— А у тебя глаза есть? Ты вилку не выдернул. А в раковине вода. Тостер в воду плюхнулся, ты за корпус взялся — и покойник. Тебя не учили таким простым вещам?
— У дяди Миши тостера вообще не было.
— Дело не в тостере. Вода ток проводит. Тут опасна каждая штука с электрическим проводом, когда ее не выключили. Гляжу, ты ничуть не умнее других пацанов.
Кок взмахнул руками, выпроваживая мальчишек с камбуза:
— А теперь — геть отсюдова. Только мешаетесь.
— Но я есть хочу, — сказал Яков.
— Ужина дождешься. Не помрешь.
Любый бросил в кастрюлю кусок масла.
— Кому сказал? — рявкнул он на мальчишек. — Пошли с камбуза!
Им пришлось уйти.
На палубе играть было холодно. Мальчишки сделали второй заход в капитанскую рубку, но штурман, едва их увидев, захлопнул дверь. Стало до жути скучно. Скука и привела их в укромный уголок. Яков там уже бывал и знал: в этом месте они никому не помешают и им тоже никто не помешает. Он не слишком хотел вести туда Алешку. Только если не струсит и не расхнычется, как маленький. Место, которое он окрестил Страной Чудес, было его личной тайной. Как и многие тайны, эту Яков обнаружил случайно. На третий день плавания в коридоре машинного отделения он увидел дверь. Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, Яков попал в лестничный колодец.
Страна Чудес.
Колодец тянулся на три этажа. По нему шла винтовая лестница. На промежуточном этаже был небольшой проход, где пол, если попрыгать, качался и гудел. Коридорчик оканчивался синей дверью. Скорее всего, она вела на корму. Но дверь постоянно была закрыта. Яков уже и проверять перестал.
Но интереснее всего было на верхнем этаже. Пол и там ходил ходуном. Если к этому добавить круглую дыру колодца, уходившего вниз, получается настоящая Страна Чудес. Прыгая здесь, можно было легко напугать трусоватого Алешку.
— Хватит! — закричал Алексей. — Подо мной пол едет!
— Так и должно быть. Мы же в Стране Чудес. Неужели тебе не нравится?
— Я не хочу кататься на полу!
— Ты вообще ничего не хочешь.
Яков был не прочь и дальше попрыгать на гулком полу, но боялся, что Алешка заревет от испуга. Одной рукой мальчишка вцепился в перила. Другой сжал верную Шу-Шу.
— Я вниз хочу, — хныкал Алешка.
— Ладно, пошли.
Они спускались вниз, с наслаждением стуча подошвами по ступенькам. Потом немного поиграли под лестницей. Алешка разыскал старый канат, который привязал к перилам в нижнем коридоре. По-обезьяньи схватившись за канат, он качался взад-вперед. Пусть до пола был всего фут, ему это очень нравилось.
Потом Яков показал Алешке пустой ящик, который в свое время тоже нашел под лестницей. Мальчишки заползли внутрь. Они лежали среди опилок и слушали адский стук дизелей машинного отделения. Здесь океанская вода ощущалась совсем близко. И в этой громадной сумрачной колыбели раскачивался их корабль.
— Это мое тайное место, — сказал Яков. — Никому про него не разболтай. Поклянись, что не скажешь.
— Еще чего придумал — клятвы давать! Здесь противно. Холод. Сырость. Наверняка еще и мыши водятся. Лежим сейчас прямо на их говне.
— Нет тут мышиного говна.
— Почем ты знаешь? Тут темно.
— Не нравится — можешь валить отсюда. Не держу.
Яков выпихнул его из ящика. Дурак этот Алешка. Да и сам хорош. Нужно было подумать, прежде чем водить в такие места разную мелюзгу. Разве может любить приключения тот, кто повсюду таскает с собой грязную плюшевую собачонку?
— Чего остановился? Иди. Тебе ж здесь неинтересно.
— Я обратной дороги не знаю.
— А я кто тебе? Нянька?
— Ты меня сюда привел, тебе и назад вести.
— И не подумаю.
— Если не поведешь, я всем расскажу про твое дурацкое тайное место. Все узнают, как тут противно, и мышиной срани полно.
Алешка успел вылезти из ящика и теперь отряхивался. Стружки летели Якову в лицо.
— Отведи меня в каюту, или…
— Заткнись!
Яков схватил Алешку за воротник рубашки и толкнул обратно в ящик. Они оба погрузились в стружки.
— Совсем сдурел, — засопел Алешка.
— Слушай! Сюда идут.
— Кто?
Наверху открылась и с лязгом закрылась дверь. Металлические листы гремели, рождая в лестничном колодце тысячекратное эхо.
Яков осторожно высунулся из ящика и задрал голову вверх. На промежуточном этаже кто-то стучался в синюю дверь. Вскоре дверь открылась. Яков успел заметить локоны светлых волос. Женщина вошла, и дверь сразу же закрылась.