Время прибытия - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 56

Сегодня без перечисленных выше поэтов трудно представить любую честную хрестоматию конца XX – начала XXI века. Но «хрестоматийность» Николая Дмитриева была очевидна уже при его вхождении в литературу, не случайно многие его стихи наперебой цитировали в критических статьях, взять вот хотя бы это:

В пятидесятых рождены,

Войны не знали мы, но все же

В какой-то мере все мы тоже

Вернувшиеся с той войны.

Летела пуля, знала дело,

Летела тридцать лет подряд

Вот в этот день, вот в это тело,

Вот в это солнце, в этот сад.

С отцом я вместе выполз, выжил,

А то в каких бы жил мирах,

Когда бы батьку снайпер выждал

В чехословацких клеверах.

Характерно, что опыт родителей, участвовавших или не участвовавших в Великой Отечественной, но ставших ее трагическими современниками, так или иначе тревожил многих в поколении Ю. Полякова. И это закономерно: всего десять или меньше лет отделяло дни их рождения от событий, перекроивших и потрясших весь мир. Воистину не было в отечестве нашем семьи, которую так или иначе не задело бы это античной выделки время. И в пятидесятые оно еще не стало историей – все было слишком горячо и болезненно.

Поэтому перекличка поэтов в желании сказать свое слово, примерить опыт старших на свою жизнь была естественной. «Без вас будет пусто на свете…» – писал Геннадий Красников, обращаясь к фронтовикам, и пафос этого стихотворения понятен нам и теперь, когда истончилась до совсем малых величин жизнь военного поколения. Юрий Поляков нащупал в те времена другую интонацию: «Конечно, мы смотрим глазами другими / На вашу большую войну…», и тут же в свойственной ему парадоксальной манере добавил: «Конечно, мы смотрим другими глазами. / Такими же, полными слез!» И в этом тоже была не преувеличенная правда уже отчасти романтизированного послевоенного времени. В другом стихотворении ощущение уходящей в историю эпохи выражено пафосом уже иной выделки:

Порой война теряется из вида:

Уже комдивы – нефронтовики.

И все ж у мира, как у инвалида,

Болит ладонь потерянной руки.

Этой сильной метафоре из первого сборника Юрия Полякова, вышедшего в 1980 году, могли бы позавидовать и старшие поэты. Молодогвардейская книжка «Время прибытия», изданная в серии «Молодые голоса», была тоненькой, всего 30 страниц, но при этом вышла она тиражом 30 000 экземпляров. Поистине фантастические цифры для любого сегодняшнего стихотворца. Но так выходили практически все книги этой серии!

Владимир Соколов свое предисловие к стихам Полякова завершил на подъеме:

«Размышляя о поэзии молодых, я думаю, сколько в ней свежести чувств, как они хоть и не всегда, да умеют, как представляемый мною поэт, естественно сочетать живое движение природы и живое движение души: «Наши тела, порывы, помыслы и слова – все быть должно красиво, как дерева…» Стихи Ю. Полякова отличаются остротой поэтической мысли, стремлением взглянуть на привычное по-новому; я думаю, что они вызовут интерес у широкого читателя».

И Соколов не ошибся. Будучи всего на полпоколения старше Полякова, я не раз оказывалась вместе с ним в литературных поездках и на больших поэтических вечерах, где наряду с маститыми и знаменитыми часто выступали и молодые поэты.

Так вот свидетельствую: выступления юного Юрия Полякова действительно «вызывали интерес». Сейчас, через сорок лет перечитывая его первую книгу, вижу, что в ней есть стихи, которые не только не потускнели с годами, но и укрупнились, обрели во времени какую-то новую ауру. Вот, скажем, восемь строк, озаглавленных просто – «Перед прощанием»:

Сначала я забуду звуки голоса,

Ее привычку теребить кольцо,

Потом глаза, походку, руки, волосы,

Улыбку, всю ее, в конце концов.

Лишь силуэт, почти что невещественный,

Останется, реальностью тесним,

И с той минуты никакая женщина

Не сможет никогда сравниться с ним!

На мой взгляд, эта лирическая миниатюра, имеющая в анамнезе без сомнения и пушкинское «Я вас любил, любовь еще, быть может…», достойна любой антологии любовной лирики. Здесь так же благородно, благодарно и возвышенно написано о разрыве, о прощании двух существ, любивших друг друга, но почему-то навсегда расставшихся. Такие стихи можно написать только в молодости, в неутраченной свежести и яркости всех ощущений жизни.

И вместе с тем в восьми строчках – лирическая повесть о первой любви, о драгоценных ее ощущениях, сохраняющихся, как правило, на целую жизнь. Если вдуматься, поймешь, что уже на этом этапе Юрий Поляков мог сменить жанровую ориентацию. Но не сменил, хотя пространство стихотворения ему порой было маловато.

Старичок бредет по новой улице

(Все дома равны, как на подбор),

Под ноги глядит себе – любуется:

Старый парк, особняки, собор.

Следом я иду,

сосредоточенно

Думая про ту, что всех милей.

Замечаю: домик скособоченный,

Несколько старинных тополей.

А за нами – мальчуган,

уверенно

Едущий на папе в детский сад,

Видит, как шумит большое дерево,

Срубленное год тому назад.

Стихотворение называется весьма необычно – «Из истории московских улиц». Несмотря на то, что оно целиком держится на присущей стихам лирической антитезе, здесь также угадывается большее, чем история города, это скорее рассказ о жизни, которая в каждом возрасте воспринимается человеком по-разному. И в ряде других стихотворений первой книги Полякова сквозь увеличительное стекло времени я вижу это неистребимое свойство прозы – описательную рефлексию с опорой на меткие детали и подробности. И тягу к психологическому анализу – в придачу.

Давно кем-то в простоте замечено, что поэзия это то, что нельзя пересказать прозой. В теоретической работе Николая Гумилева «Анатомия стихотворения» есть тот же посыл. Говоря о законах, по которым слова влияют на наше сознание, Гумилев говорит: «Поэтом является тот, кто учтет все законы, управляющие комплексом взятых им слов. Учитывающий только часть этих законов будет художником-прозаиком, а не учитывающий ничего, кроме идейного содержания слов и их сочетаний, будет литератором, творцом деловой прозы».

Так вот, самое время сказать, что Юрий Поляков, на мой взгляд, родился поэтом. Поэтическое мироощущение вкупе с другими составляющими «законов поэзии» были свойственны ему имманентно. Это в самом начале увидел и многоопытный Вадим Сикорский, в чьем семинаре занимался Юрий, и тот же Владимир Соколов. И Римма Казакова, и Константин Ваншенкин, писавшие впоследствии о стихах младшего коллеги.

В те времена, на которые приходятся первые публикации Полякова, версификационный уровень начинающих в целом был ниже нынешнего. И на этом общем фоне его стихи выделялись законченностью мысли, стремлением к классической завершенности лирического сюжета, для которой в русской поэзии характерны поэтические обобщения, формулы, содержащие квинтэссенцию мысли и по форме близкие к афоризму. Этим умением высекать из лирического стихотворения искры внезапно открывающихся смыслов обладали лучшие из лучших профессионалов поэтического пера старшего – военного поколения, к стихам которого особенно присматривался молодой Юрий Поляков. Межиров и Винокуров, Гудзенко и Луконин, Наровчатов и Михаил Львов… Они не были прямыми учителями, но книги их, прочитанные не наспех, становились своего рода учебниками. И уроки старших пошли юноше впрок. Вот, к примеру, еще одно стихотворение из первой книги: