Де Грааф спросил:
— Ради Бога, скажи мне, что это было?
— Это кричала Жюли. По крайней мере, так утверждает звонивший. Он заявил следующее: «Твоя сестра не очень-то хочет с нами сотрудничать. Мы позвоним позже, когда она этого захочет».
— Пытки, — сказал де Грааф. Голос его был ровным, но глаза метали молнии. — Они пытают мою Жюли.
Ван Эффен слабо улыбнулся.
— Как вы помните, и мою тоже! Вполне возможно. Пытки — это специализация братьев Аннеси. Но в данном случае сработано слишком грубо, слишком нарочито и театрально.
— Господи, Питер, она же твоя сестра!
— Да, сэр. Я напомню об этом братьям Аннеси, когда их увижу.
— Нужно выяснить, откуда звонили! Срочно выяснить!
— Не стоит, сэр. У меня хороший слух. Я уловил легкий свист магнитофона. Это была запись. А передать могли откуда угодно. Все это заставляет меня сомневаться в том, что голос был настоящим.
— Тогда какого черта они позвонили?
— Похитители считают, что я сейчас настолько убит горем, что не распознаю подделку, именно поэтому решили подсунуть мне магнитофонную запись. Чего они этим добиваются? Пытаются давить мне на психику. Важно одно — им нужен я, а не Жюли.
Де Грааф некоторое время сидел молча, потом встал, налил себе еще бренди и вернулся на место. Некоторое время он размышлял. Потом сказал:
— Мне не очень приятно это говорить, лейтенант, но тебе не кажется, что в следующий раз тебе позвонят и скажут: «Сдавайся, лейтенант, не то твоя сестра умрет. И уж мы постараемся, чтобы она умерла медленной смертью». И ты это сделаешь?
— Что «это»?
— Сдашься?
— Ну конечно, сдамся. Извините, сэр, я уже опаздываю на встречу в «Трианоне». Если для меня будут сообщения, звоните мне туда. Стефану Данилову, как вы помните. Как долго вы намерены здесь пробыть?
— Пока не получу карты или планы, которые раздобыл сержант Оудшурн. И пока сюда не придет лейтенант Валкен, которого я собираюсь ввести в курс дела.
— Что ж, все факты вам известны, сэр.
— Будем надеяться, — многозначительно сказал полковник.
Когда ван Эффен ушёл, Тиссен спросил де Граафа:
— Я понимаю, что это не мое дело, сэр, но как, по-вашему, лейтенант и в самом деле это сделал бы?
— Сделал что?
— Сдался.
— Ты же слышал, что сказал лейтенант.
— Но это же самоубийство, — Тиссен был взволнован. — Это был бы конец.
— Ну, кому-то уж точно был бы конец. — Казалось, де Граафа это мало заботит.
Через черный ход отеля ван Эффен вернулся в свою комнату в «Трианоне», позвонил дежурному и спросил Чарльза.
— Чарльз? Это ван Эффен. Как наш друг, вернулся? Хорошо. Я знаю, что он слышит каждое сказанное тобой слово. Поэтому, будь добр, скажи следующее:
«Конечно, мистер Данилов. Кофе немедленно, потом не беспокоить. Ожидаете посетителя в шесть тридцать». И дай мне знать, когда он уйдет.
Тридцать секунд спустя Чарльз позвонил лейтенанту и сказал, что вестибюль пуст.
Ван Эффен едва успел закончить преображение в Стефана Данилова, когда зазвонил телефон. Это был де Грааф, который все еще находился в квартире Жюли. Полковник сообщил, что у него есть нечто интересное и что он хотел бы показать это лейтенанту. Ван Эффен обещал быть через десять минут.
Вернувшись в квартиру сестры, лейтенант увидел, что Тиссен ушел, а его место занял лейтенант Валкен. Невысокий, коренастый, румяный, с приятным характером, к тому же любитель поесть, он был на несколько лет старше ван Эффена, но ниже до положению, что его нисколько не беспокоило. Они были добрыми друзьями. Валкен поглядывал на ван Эффена и разговаривал с полковником.
— Что за перевоплощение, сэр! Нечто среднее между авантюристом и беглым рабом! В нем определенно есть что-то от профессионального игрока вроде тех, что были на ходивших по Миссисипи пароходах. Явный преступник!
Де Грааф посмотрел на ван Эффена и поморщился.
— Я бы и на километр не подпустил его ни к одной из моих дочерей. У меня вызывает недоверие даже звук его голоса. — Полковник указал на стопку бумаг, лежавших перед ним на столе.
— Хочешь просмотреть все, Питер? Или показать то, что меня заинтересовало?
— Только то, что вас заинтересовало, сэр.
— Господи, что за голос! Хорошо, просмотри верхние пять карт.
Ван Эффен просмотрел все пять по очереди. Все они явно были планами одного и того же здания, но разных его этажей. Количество комнат на каждом этаже не оставляло сомнений, что здание очень большое.
Ван Эффен посмотрел на полковника и спросил:
— Это дворец. А где же ван Рис?
— Ну, черт бы тебя побрал! Как же ты догадался, что это планы королевского дворца? — огорченно заметил де Грааф.
— А вы разве не догадались?
— Я — нет. — Де Грааф выругался, что он делал крайне редко и с большим трудом. — Я не догадался, пока этот молодой архитектор, или кто он там, из Землемерного управления, не объяснил мне. Ты, Питер, лишил старика маленькой радости, — сказал полковник, чуточку рисуясь. На самом деле де Грааф считал себя мужчиной в расцвете сил.
— Я просто догадался. Не далее чем через три часа мне предстоит оказаться в этом здании, поэтому мои мысли невольно время от времени возвращаются к нему. Так что ван Рис?
— Мой старый и верный Друг! — В голосе де Граафа звучала вполне понятная горечь. — Господи, а я еще привел его в свой клуб! Мне следовало бы раньше тебя послушаться, гораздо раньше. Нам следовало бы немедленно ознакомиться с его банковскими счетами,
— Так что, нет счетов?
— Пусто, все исчезло!
— Я полагаю, что и ван Рис тоже?
— Четыре миллиона гульденов! Четыре миллиона! Управляющий банком сказал, что это довольно необычный шаг, клиент снял все деньги, но…
— Однако честность и мотивы столпов общества обычно не подвергают сомнению.
— Он был бы обязательно забаллотирован, — мрачно заметил де Грааф.
— На свете есть и другие клубы, сэр. Схипхол, я полагаю, до сих пор не действует?
— Вот и ошибаешься. Минут десять-пятнадцать назад сообщили, что вылетел первый самолет. Компания KLM, на Париж. Он взлетел минут двадцать назад.
— Ван Рис, со своими миллионами, конечно, устроился в первом классе?
— Да.
— И никаких оснований для задержания. Никаких обвинений против него. Фактически у нас нет никаких доказательств. Мы их, конечно, получим, я в этом не сомневаюсь. И тогда мы поедем и возьмем его. Я имею в виду, когда все это кончится.