— Так что же, моя маленькая племянница, окажут мне гостеприимство в Бомарэ или нет? — спросил Николя с ласковой улыбкой.
— Кое-кто, может быть, и окажет, — ответила она загадочно и вдруг показалась Маре гораздо более взрослой.
— А вы?
— Я еще не решила, — пожала она плечами. — А это кто? Ваша жена? А мальчик — ваш сын? — спросила она, кивая на его спутников.
— Вы задаете слишком много вопросов, — отозвался Николя.
— Если не задавать вопросов, то и не получить ответа, — убежденно высказалась Дамарис.
— Даже задав вопрос, человек совсем не обязательно получает ответ, — парировал Николя.
— Если хотите, я могу вернуться домой и выслать за вами экипаж, — предложила Дамарис, предпочитая сменить тему беседы.
— Не стоит. Насколько я помню, тут уже совсем недалеко. Ты можешь идти дальше? — обратился он к Маре, которая с любопытством наблюдала за словесной перепалкой между родственниками.
— Да, конечно. Мне даже нравится эта прогулка, — искренне ответила Mapa, давая Николя понять, что именно доставляет ей удовольствие.
— Откуда вы родом? — спросила ее Дамарис. — Вы говорите не так, как американцы в Новом Орлеане.
— Я из Ирландии.
— А где вы были все эти годы? — обратилась она с вопросом к Николя, приноравливая ход своего любимца к шагу пеших спутников.
— Путешествовал по миру, — уклончиво ответил тот.
— Мы только что из Калифорнии, — важно пояснил Пэдди. — Дядя Николя очень богат. Он богаче вас, — добавил он, с усилием отводя взгляд от великолепного скакуна и стараясь идти в ногу с Николя.
— У нас есть много денег и большой дом, — заносчиво ответила Дамарис. — А что есть у вас? И почему вы называете, его дядей? Разве вы мой кузен?
— Нет, но он разрешил мне называть его так, — с достоинством ответил Пэдди.
Дамарис задумалась над словами мальчика, стараясь сделать на их основе вывод о том, какие отношения связывают Николя и его спутников. Она время от времени оценивающе поглядывала то на Мару, то на Николя безо всякого стеснения и, наконец, пришла к заключению, которым тут же и поделилась с остальными:
— Она слишком хорошенькая, чтобы быть вашей женой. Она ваша любовница?
Джэми поперхнулась, закашлялась и стала судорожно глотать воздух ртом, чем отвлекла внимание Пэдди. Mapa почувствовала, как против собственной воли постыдно краснеет. Слова девушки неожиданно для нее самой задели Мару. Николя поджал губы и ледяным тоном сказал:
— Немедленно принесите леди свои извинения, Дамарис.
— Простите меня, мадемуазель. Я не хотела оскорбить вас. — Она послушно выполнила приказ Николя, тем более что действительно не имела ничего дурного на уме и сама же расстроилась от собственной бестактности.
— Я знаю. — Mapa заставила себя улыбнуться, но улыбка у нее получилась грустной. — Дело в том, что люди, как правило, не любят слышать о себе правду. Поэтому свое мнение в обществе принято держать при себе. Запомните это на будущее, — посоветовала она девушке.
По мере того как они приближались к дому, Николя невольно ускорил шаг. Пэдди и Джэми, которым было труднее поспеть за ним, чем остальным, изо всех сил старались не отстать. У Мары, воодушевленной мыслью о предстоящем свидании Николя с родственниками, открылось второе дыхание.
У начала подъездной аллеи Николя вдруг резко остановился. Раскидистые дубы, кроны которых переплелись и образовывали зеленый тоннель, стояли, как часовые, вдоль дороги. Николя именно так и описывал Маре это место, разве только розоватый фасад дома окутывал налет какой-то тайной грусти, которая никак не проявлялась внешне, но зато прекрасно чувствовалась. Высокие французские окна, по большей части закрытые ставнями, тянулись вдоль галереи, опоясывающей двухэтажное здание. Шесть массивных белых колонн по фасаду поддерживали величественный карниз.
— Бомарэ… — прошептал Николя, обводя взглядом родной дом.
— Вы отсутствовали слишком долго. — По-детски чистый голос Дамарис разрушил благоговейное молчание гостей. — Когда вы уехали, меня еще на свете не было.
Николя, казалось, не слышал ее, его взгляд все еще был прикован к дому.
— Пойдемте, — наконец, вымолвил он и во главе процессии зашагал к подъезду.
Сквозь густые кроны деревьев Маре удалось разглядеть небольшой фрагмент плантации сахарного тростника, сад плодовых деревьев и цветущую лужайку, спускавшуюся к реке. В действительности они оказались гораздо ближе от берега, чем Mapa предполагала, просто дорога, по которой они шли с пристани, сильно петляла.
— Посмотри, Mapa, они похожи на стариков с длинными седыми бородами! — восхищенно воскликнул Пэдди и смеясь бросился к подножию огромного дуба, ствол которого был изборожден глубокими трещинами, и оторвал от коры большой кусок сизоватого мха.
Возле крыльца Дамарис спешилась и, хлопнув Сорсьера по спине, отправила его в конюшню, а сама взбежала по лестнице и скрылась между двумя колоннами. Белая дверь дома через минуту открылась снова, и на улицу высыпала прислуга. Должно быть, гости появлялись в Бомарэ крайне редко, поэтому работники-негры растерянно сбились в кучу и с любопытством разглядывали прибывших, перешептываясь на своем языке и подавая какие-то знаки тем, кто выглядывал из окон.
Mapa заметила Дамарис, которая наблюдала за происходящим с верхней площадки лестницы в обществе двух дам. Одна из них была лет шестнадцати, с темными волосами и смуглой кожей. Она надменно оттопырила нижнюю губу, что позволяло сделать вывод о ее вздорном характере. Мысок бледно-голубой шелковой туфельки, полускрытый длинным подолом юбки, нетерпеливо бил в мраморный пол, а ветерок подхватывал и теребил голубую ленту, повязанную у нее на талии.
Рядом с девушками находилась пожилая женщина в трауре, которую Mapa справедливо посчитала матерью Дамарис. Копна темно-рыжих волос, выбивавшаяся из-под черной шали, противоречила скорбному облику леди, которая, несмотря на свою бледность и болезненную худобу, сохранила черты былой красоты. На ее точеном лице сияли огромные выразительные глаза, навсегда лишенные горем и тяжким недугом способности смеяться. Тонкие руки женщины, так же как и брови, пребывали в постоянном нервическом движении. Она смотрела на Николя с любопытством и тревогой одновременно, пока, наконец, не узнала его.
— Николя… — вымолвила она тихо и впилась в него страдальческим взглядом. Затем из груди у нее вырвался глухой стон.
— Мама! — взвизгнула темноволосая девушка.
Николя взметнулся вверх по ступеням и подхватил мачеху на руки в тот момент, когда она потеряла сознание и готова была рухнуть на мраморные плиты крыльца. Прижав к груди ее легкое, почти невесомое тело, Николя прошел в дом.
— Кто эти люди? Что случилось? О Боже, она мертва! Я не вынесу этого! — кричала Николь в истерике, затравленно оглядываясь.