– Слезами тут не поможешь, Кора, – через некоторое время произнес Люк. – Что сделано, то сделано.
– Что ты в этом понимаешь? – сквозь рыдания хрипло сказала она. – Ты всего добился. Не ты потерял свой дом, а я.
– И все же я знаю, что это такое.
Вытерев слезы, Кора повернула к нему голову.
– Не вздумай утешать меня пустыми словами. Разве ты чувствовал когда-нибудь то же, что я?
Люк повернулся к ней, подложив ладонь под голову, и печальным взглядом посмотрел на нее.
– Ты думаешь, ты единственная, кто в этой жизни лишился дома? По крайней мере, в твоем случае виновата только война.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я была благодарна судьбе за то, что мой дом достался тебе, а не шотландцам или датчанам? Но я не вижу разницы между вами. Все вы хищники и грабители, жестокие и алчные! Какая мне разница, потерян Вулфридж в результате войны или из-за чьих-то происков?
– Я не это имел в виду, говоря, что ты не единственная, кто страдает от жизненных утрат. Ты думаешь, мир устроен ради тебя одной, Кора де Бэльфур? – Голос его звучал глухо, а рука, лежавшая на простыне между ними, была сжата в кулак. – Не жалуйся мне на свои утраты, когда у тебя остались еще и честь, и жизнь.
– Честь? Быть вынужденной выйти за тебя замуж, чтобы сохранить свой дом от разграбления? – Ее смех прозвучал слишком резко даже для нее самой. – У меня не осталось чести. Всем в Йорке, да и во всей Англии уже известно, что я отдалась нормандскому рыцарю на старой римском дороге.
– Это был твой выбор и твоя собственная уловка. Не жалуйся, если все вышло не совсем так, как ты задумала. А чего же ты ожидала? Что король вернет тебе Вулфридж взамен утраченной тобой невинности? Ты придаешь этому слишком большое значение, Кора. Многие девушки по всей Англии потеряли гораздо больше, чем ты.
Он был прав, и с этим спорить она не могла, но горечь утраты от этого не делалась легче. Придерживая покрывало у подбородка, Кора села. В полумраке Люк выглядел гибким и хищным и почему-то напоминал ей волка. Она быстро закрыла глаза, чтобы прогнать это видение.
– Я не могу отвечать за утраты других. Я должна справляться со своими бедами, как только смогу. Если я и ввела тебя в заблуждение, то ты этим удачно воспользовался. Я еще не слышала, чтобы женщина силой принудила мужчину прийти к ней в постель, и мне не пришлось слишком долго тебя уговаривать. Ты сам этого хотел. Разве я не права, милорд? Или ты назовешь меня лгуньей и в этом, как уже назвал во всем другом? Ты не слушал, когда я говорила тебе, что я девственница, так чего же теперь…
Задохнувшись от этой длинной гневной тирады, Кора замолчала, вся дрожа. Люк тоже молчал и не сводил с нее глаз.
– Нет, за это я не назову тебя лгуньей, – наконец заговорил он. – Что правда, то правда – я хотел тебя. И я все еще хочу тебя. Соблазняла ты меня или нет, мои поступки диктовались моей свободной волей. Я не стану этого отрицать. Но и ты не можешь отрицать, что была чувствительна к моим ласкам, Кора. Я ведь не зеленый юнец и чувствую, когда женщина отзывается на ласки мужчины.
Она вспыхнула от негодования.
– Я только притворялась, чтобы ты…
– Нет. – Он взял ее за подбородок. – Не стоит лгать, у тебя это не очень получается. Ты не притворялась, когда я касался тебя здесь… и здесь. – Его рука скользнула вниз, мягко отбросив одеяло, чтобы погладить ее груди и напрягшийся сосок. Кора задрожала, несмотря на все свои усилия никак не реагировать на его прикосновения, и Люк улыбнулся. – Ты не можешь скрыть свои чувства даже теперь. Ты не можешь отрицать, что твоей плоти приятны мои прикосновения, хоть сердце и не признается в этом.
– Оставь мое сердце в покое и… и прекрати…
Она попыталась оттолкнуть его руку от своей груди, но пальцы ее лишь безвольно обхватили его запястье. Люк не убрал руку, его ладонь мягко и нежно скользила по ее коже, а голос понизился, став вкрадчивым и глубоким.
– Ты добилась того, чего хотела, Кора. Уступи теперь и моему желанию.
Трепеща от его ласки и теплого интимного тона его голоса, Кора попыталась все же скрыть, какое он производит на нее действие.
– Я… не могу.
– Нет, можешь. И хочешь, хотя, может быть, и не знаешь почему.
Это загадочное замечание подхлестнуло ее сопротивление, и она отодвинулась от него.
– Ты говоришь какую-то чепуху.
– А ты, моя дорогая, ошибаешься, если думаешь, что этой ночью меня можно остановить. Ты хотела стать моей женой и хозяйкой Вулфриджа – и ты стала ею. Я хотел видеть тебя в своей постели – и вот ты здесь.
– А тебе нет дела до того, что я не хочу тебя?
– Разве? – Он крепко взял ее за запястье и поднес ее руку к губам. Его губы прижались к ее тонкой коже на сгибе локтя и двинулись выше; горячие, мягкие, требовательные, они вызывали трепет во всем ее теле. – Но ведь и тебе нет дела до того, что я не хотел жениться на тебе, дорогая. Но все же мы поженились, и, значит, за тобой должок.
– А если я откажусь?
– Я возьму тебя все равно. – Он медленно стал водить большим пальцем по ее ключице. – Ты сама это выбрала, и наш брак должен стать действительным этой ночью.
Люк встал на колени, и его большое мускулистое тело нависло над ней темным силуэтом на фоне мерцающего пламени свечи. Он был слишком близко. Он слишком подавлял. Он, казалось, заполнял собой не только постель, но всю комнату, и ей пришло на ум, что она в самом деле была глупа, когда думала, что этим мужчиной можно управлять.
– Милорд…
– Люк. – Его пальцы слегка сжали ее руку. – Меня зовут Люк. Я никогда не слышал, чтобы ты называла меня по имени, и я должен услышать это от тебя. А Луве – это моя фамилия, которая станет теперь и твоей тоже. Мое имя Люк. Повтори его, Кора.
Кора напряглась. Его имя было еще непривычно для нее, особенно так, как произнес он: «Льюк Лью-ве». Так оно звучало по-французски. Но он ждал, все так же крепко сжимая ее руку, точно напоминая, что, если она воспротивится, он все равно заставит ее покориться его воле.
– Лук Лу-уве. – Она, нарочно коверкая, произнесла его имя и увидела, как он поморщился. Казалось, Люк хотел поправить ее, но потом передумал и просто пожал плечами.
– Когда-нибудь я научу тебя правильно говорить по-французски, а пока сойдет и так. Есть другие, более важные вещи, которые тебе предстоит узнать этой ночью.
Кора задрожала, когда его рука в замедленной ласке скользнула вверх к ее плечу и крепко придержала его, а другая обхватила ее подбородок. Почему он так смотрит на нее, так пристально, словно пытается заглянуть в самую душу?
Его рука казалась горячей, обжигающей кожу там, где касалась ее. Коре хотелось отодвинуться, вскочить с постели и убежать из комнаты, но ноги не слушались ее, и ей оставалось лишь беспомощно трепетать под его ласками.