Иветта была на вилле почти весь день, и нам приходилось уезжать. Жанна увозила меня в Бандоль, как, должно быть, тремя месяцами раньше это делала Мики, или же мы лежали на пляже под солнышком. Проплывавший как-то днем на лодке рыбак, должно быть, удивился при виде осенней отдыхающей в купальнике и белых перчатках.
Парень, о котором говорила Иветта, так и не пришел. Почтовое отделение в Ла-Сьота показалось нам достаточно большим, чтобы отвергнуть мысль о возможном подслушивании, но телефонные переговоры с мысом Кадэ действительно проходили через него.
За четыре дня до вскрытия завещания Жанна забросила на заднее сиденье своей машины чемодан и уехала. Накануне вечером мы ездили на моей в Марсель — ужинать. За столом она завела неожиданные разговоры: рассказывала о своих родителях (она родилась в Казерте и оказалась, несмотря на французскую фамилию, итальянкой), о своих первых шагах у Рафферми, о «хорошем периоде в жизни», который продолжался у нее с восемнадцати до двадцати шести лет, — все это мечтательным тоном. На обратном пути, когда я выписывала вираж за виражом между Кассисом и Ла-Сьота, она положила голову мне на плечо и, обняв меня, помогала удерживать руль на особо крутых поворотах.
Она обещала мне, что не задержится во Флоренции ни дня сверх времени, необходимого для улаживания некоторых формальностей завещания. За неделю до смерти Рафферми добавила к нему второй конверт, в котором содержалось указание вскрыть завещание лишь по достижении мною совершеннолетия — если, конечно, она умрет до того. То ли это было ребячество старухи, решившей досадить Мики (версия Жанны), то ли она, предчувствуя свой скорый конец, хотела дать своим душеприказчикам достаточный срок для урегулирования всех денежных вопросов (версия Франсуа Шанса). Я не понимала, что это по большому счету меняет, но Жанна уверяла, что приписка может повлечь больше проблем, чем даже полная замена завещания, и что в любом случае многие приближенные Рафферми используют эту или какую другую зацепку, чтобы доставить нам неприятности.
В отношении отца Мики, еще со дня визита к нему, было решено, что Жанна заберет его, проезжая через Ниццу. Когда она уезжала, присутствие Иветты не позволило ей дать мне какие-либо иные советы помимо банальных «ложись пораньше» и «будь умницей».
Иветта поселилась в комнате Жанны. В тот первый вечер я никак не могла уснуть. Спустилась на кухню выпить воды. Потом, соблазнившись погожей ночью, накинула поверх рубашки ветровку Жанны и вышла во двор. Обошла в темноте вокруг виллы. Засунув руки в карманы куртки, я обнаружила в одном из них пачку сигарет. Прислонилась к стене возле гаража, достала из пачки сигарету и поднесла ее ко рту.
Кто-то стоящий рядом поднес мне огоньку.
Убиваю
Парень возник в лучах июньского солнца, когда Мики, лежа на галечном пляжике у подножия мыса, закрывала иллюстрированный журнал. Поначалу он показался ей огромным, потому что в своей белой рубашке и линялых полотняных брюках возвышался прямо над ней, но впоследствии ей довелось убедиться, что росту он среднего, даже, пожалуй, небольшого. Зато он был весьма недурен собой: большие черные глаза, прямой нос, девичьи губы, да еще эта его своеобразная манера держаться очень прямо, развернув плечи и держа руки в карманах.
К тому времени Мики уже две или три недели жила с До на вилле на мысе Кадэ. В то послеполуденное время она была одна. До укатила на машине покупать что-то там в одной из лавчонок Ла-Сьота: то ли брюки, которые они смотрели вместе и которые Мики нашла безобразными, то ли такие же безобразные розовые клипсы. Во всяком случае, так потом сказала Мики парню.
Он появился бесшумно, даже галька не скрипнула у него под ногами. Он был худощав и по-кошачьи осмотрителен и проворен.
Чтобы получше его разглядеть, Мики опустила на глаза темные очки. Села, придерживая рукой на груди расстегнутый лифчик купальника. Парень ровным голосом осведомился, точно ли она — Мики. Потом, не дожидаясь ответа, сел рядом, вполоборота к ней — с такой восхитительной грацией, словно всю свою жизнь только и делал, что отрабатывал это движение. Для проформы она сказала ему, что это частный пляж и она была бы весьма признательна, если бы он убрался.
Пока она, заведя руки за спину, возилась с застежкой купальника, он стремительно склонился к ней и, прежде чем она отдала себе в этом отчет, застегнул его сам.
Потом он сообщил ей, что пойдет искупнется. Он сбросил рубашку, брюки и матерчатые туфли, в гадких армейских шортах цвета хаки проследовал к воде и погрузился в нее.
Плавал он так же, как и ходил, — спокойно и беззвучно. Он вернулся к ней — на лоб ему налипли короткие пряди темных волос, — порылся в карманах брюк в поисках сигарет. Предложил и Мики сигарету — почти наполовину высыпавшуюся «Голуаз». Когда он давал ей прикурить, на ее бедро упала капля воды.
— Знаете, зачем я здесь?
Мики ответила, что догадаться об этом нетрудно.
— А вот и нет, я бы удивился этому, — сказал он. — Девчонок у меня сколько мне захочется. Я наблюдаю за вашим пляжем уже неделю, но, уж поверьте, не ради этого. В любом случае наблюдаю я за вашей подругой. На вид-то она ничего, но то, что интересует меня, так не разглядишь. Это тут.
Он ткнул себя пальцем в лоб, откинулся назад и растянулся на гальке, подложив руку под голову, с сигаретой во рту. После доброй минуты молчания он устремил на Мики взгляд, вынул сигарету изо рта и заявил:
— Черт, вы не слишком любопытны!
— Чего вы хотите?
— Что ж, уже можно и сказать. Чего я, по-вашему, хочу? Десять штук? Пятьсот? Сколько это стоит — ваше бьющееся сердечко? Многие кинозвезды, к примеру, застрахованы. Руки, ноги, все прочее. А вы застрахованы?
У Мики словно от сердца отлегло. Она сняла очки, чтобы избежать белых кругов вокруг глаз, и сказала, что она такое уже слышала. Он может в буквальном смысле слова собирать манатки.
— Не питайте иллюзий, — сказал он. — Я не страховой агент.
— Это я прекрасно знаю.
— Я просто хороший парень. Умею слушать, умею смотреть и хочу дать вам возможность воспользоваться информацией. Вдобавок у меня очень скромные запросы. Я сделаю вам приятное всего за сто штук.
— Если бы я всякий раз с тех пор, как стала выходить на люди, поддавалась на подобные штучки, то уже давно бы разорилась. Так вы уходите?
Он приподнялся — с таким видом, будто решил отказаться от идиотских притязаний. Даже не вильнув бедрами, а лишь чуть-чуть приподняв ноги, он надел брюки. Его движения просто завораживали Мики. (Это она сказала ему позже. В тот момент она лишь наблюдала за ним, прикрыв веки.)
— «Во-первых, Жанна чокнутая», — начал декламировать он, сидя неподвижно, устремив взгляд на море. — «Знаешь, под каким она знаком зодиака родилась? Телец. Не верь Тельцу, цыпленочек, они все шкуры. Все из головы, ничего от сердца…»
Мики снова надела темные очки. Парень посмотрел на нее, улыбнулся, надел рубашку, туфли и поднялся. Она удержала его за брючину.