Стрелы на ветру - читать онлайн книгу. Автор: Такаси Мацуока cтр.№ 119

Отец Виерра, видя, что князь Якуо улыбается, спросил: уж не сожалеет ли он, что стал воином, а не поэтом?

Князь Якуо по-прежнему улыбался, но ничего не ответил.

Пока отец Виерра задавал вопросы, князь Якуо вступил на Чистую землю.

Судзумэ-нокумо (1615)

– Подумать только, целый год прошел! – сказала Эмилия. – Даже не верится.

– Больше года, – поправил ее Гэндзи. – Вы прибыли на ваш Новый год, то есть тремя неделями раньше.

– А ведь и правда, – согласилась Эмилия, улыбнувшись собственной забывчивости. – Как-то я и не обратила на это внимания.

– Неудивительно, – заметила Хэйко. – Вы ведь отдали столько сил и внимания рождественскому представлению для детей.

– Если б Цефания мог это видеть, он бы порадовался, – сказал Старк. – Столько многообещающих юных христиан…

Они сидели в большой комнате, выходящей во внутренний дворик «Тихого журавля». Дворец был восстановлен со скрупулезной точностью; казалось, будто каждое дерево, каждый куст, каждый камень в саду выглядит в точности так же, как и прежде. Изменился лишь северный угол – там теперь высилась островерхая крыша, увенчанная небольшим белым крестом. Архитекторы Гэндзи блестяще справились со своей задачей. Они выполнили все пожелания Эмилии и одновременно с этим не стали выставлять церковь на обозрение любопытствующих. Во дворце крест был виден почти отовсюду – и совершенно не был заметен за его пределами. Этому помогло умелое расположение стен и деревьев с особенно густыми кронами.

Церковь не использовалась ни для богослужений, ни для проповедей в обычном смысле этого слова. Из Эмилии вышел неважный проповедник. Слишком уж застенчивой она была – а проповедник, несущий единственно истинную веру, должен быть уверен в себе. Эмилия же за последний год повидала слишком много милосердия, сострадания, самоотверженности, верности и прочих христианских добродетелей со стороны язычников, чтобы и дальше верить, будто чья-то исключительность и вправду соответствовала Божьему замыслу. «Пути Господни неисповедимы, – сказала себе Эмилия и мысленно добавила: —Аминь».

Так что вместо того, чтобы проповедовать, Эмилия устроила воскресную школу для детей. Их родители, зачастую исповедовавшие и буддизм, и синтоизм, явно не имели ничего против наставлений еще одной религии. Как один человек может исповедовать три религии одновременно, Эмилия не понимала; на ее взгляд, это было еще одной неизъяснимой загадкой Японии.

Всяческие истории и притчи, которые Эмилия рассказывала, а Хэйко переводила, очень нравились маленьким слушателям, и их постепенно становилось все больше. Со временем кое-кто из матерей тоже стали задерживаться и слушать. Мужчины, правда, пока не приходили. Гэндзи предлагал помочь, но Эмилия ему не разрешила. Если он явится в воскресную школу, то его вассалы, руководствуясь долгом, последуют примеру князя. А за ними потянутся их жены, наложницы и дети – тоже из долга перед Гэндзи, а вовсе не из стремления побольше узнать о Боге.

Все самураи, которых знала Эмилия, принадлежали к секте дзэн, религии без молитв да и вообще без каких-либо догм, насколько она могла судить, – серьезные, суровые и немногословные. А может, это даже и не было религией? Когда Эмилия обратилась за разъяснениями к Гэндзи, тот просто рассмеялся:

«Здесь особенно и нечего объяснять. Я просто играю в это. Я слишком ленив, чтобы заниматься этим всерьез».

«Чем?»

Гэндзи, как заправский акробат, уселся в позу лотоса и закрыл глаза.

«И что же вы делаете? Мне кажется, будто ничего».

«Я позволяю уйти», – сказал Гэндзи.

«Позволяете уйти? Чему?»

«Сперва – напряжению тела. Потом – мыслям. А потом – всему остальному».

«И что же в конце? Каков результат?»

«Сразу видно, что вы – человек Запада, – сказал Гэндзи. – Вы всегда думаете о результате. В конце – середина. Ты сидишь. Ты позволяешь уйти».

«А когда все ушло, что дальше?»

«Ты позволяешь уйти ощущению, что все ушло».

«Ничего не понимаю».

Гэндзи улыбнулся и выпрямил ноги. «Старый Дзэнгэн сказал бы, что это хорошее начало. Из меня пример неважный. Я, в лучшем случае, избавляюсь от напряжения тела, да и то далеко не всегда. Когда преподобный настоятель Токукэн спустится с гор, он все вам объяснит, куда лучше, чем я. Он был лучшим учеником старого Дзэнгэна. Хотя на него лучше особенно не рассчитывать. Вдруг он достиг такой ясности, что уже не может вступать в беседу?»

«Вы иногда говорите такие глупости… – заметила Эмилия. – Чем больше ясность, тем точнее объяснение и тем проще слушателю его понять. Для этого Господь и наделил нас даром речи».

«Дзэнгэн однажды сказал мне: „Величайшая ясность в глубоком молчании“. На самом деле именно из-за этих слов Токукэн и ушел в горы. Услышал их и на следующий день ушел».

«А когда это случилось?»

«Не то пять, не то шесть лет назад. Может, семь».

Эмилия улыбнулась собственным мыслям. Наверное, она никогда не поймет японцев, даже если проживет в Японии всю оставшуюся жизнь. Девушка подняла голову и увидела, что Гэндзи улыбается ей. А может, понимать вовсе и не обязательно. Возможно, любить – гораздо важнее.

– Доброе утро, господин, – произнес с порога Хидё и поклонился.

За ним, поклонившись, вошла Ханако, прижимая к груди новорожденного младенца.

– Ну как, вы уже придумали ему имя? – поинтересовался Гэндзи.

– Да, господин. Мы решили назвать его Ивао.

– Хорошее имя, – кивнул Гэндзи. – «Твердый как кэ.~ мень». Возможно, таким он и вырастет – в точности как его отец.

Смущенный похвалой, Хидё снова поклонился.

– Его отец, увы, туп как камень. Я надеюсь, что сын окажется умнее.

– Можно мне его подержать? – спросила Хэйко.

– Пожалуйста, – отозвалась Ханако.

Она двигалась с такой легкостью и изяществом, что отсутствие левой руки вовсе не бросалось в глаза. Наблюдатель скорее отметил бы, что в каждом ее движении чувствуется необыкновенная мягкость. Хэйко решила, что Ханако стала теперь еще женственнее. Вслух же она произнесла:

– Какой красивый мальчик. Наверняка он разобьет множество сердец, когда придет его время.

– О нет! – возразила Ханако. – Я этого не допущу. Он влюбится лишь однажды и будет верен в любви. Он не разобьет ни единого сердца.

– Хидё, позови нашего летописца, – распорядился Гэндзи. – Похоже, твоему сыну суждено стать неповторимым во всех отношениях.

– Вы, конечно, можете надо мной смеяться, – сказала Ханако и сама первая рассмеялась, – но, по-моему, чистое сердце стоит всех прочих достоинств.

– Ты так говоришь, потому что тебе повезло, – заметила Хэйко. – Ты завоевала именно такое сердце.