Роковая любовь - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Бурден cтр.№ 17

Тебе нет никакой надобности развлекаться, ты отказываешься от любых приглашений, ты похоронил себя здесь ради удовольствия...

По крайней мере, без малейшего огорчения. Никогда он не думал, что сможет посвятить себя дому, который завладеет всем его вниманием. Неужели отсутствие Тома и Лоры ввергло его в эту безумную деятельность? Во всяком случае, отец был прав в главном: невозможно тешить свою печаль, когда у тебя столько дел!

Через несколько дней на пасхальные каникулы наконец-то приедет сын, и Виктору хотелось, чтобы его мальчик оказался под очарованием Рока. Если ему здесь понравится, он с удовольствием будет приезжать на выходные два раза в месяц и проводить здесь большую часть лета. Привык ли он жить в квартире Нильса, ведь на вилле он так любил играть на свежем воздухе? По телефону он говорил, что ему не нравится новая школа, что он боится засыпать, поскольку ночью ему снятся кошмары, что по средам, когда в школе нет уроков, он тоскует и не знает, чем заняться. Жаловался ли он, чтобы привлечь внимание отца, как считала Лора, или на самом деле был несчастным?

Расстроившись от этих мыслей, Виктор прошел на кухню. Сумерки всегда навевали на него меланхолию, а тем более сейчас, когда он думал о том, как Нильс укладывает Тома в кроватку и читает ему книжку на ночь. В кладовой он открыл шкафы и мрачно окинул взглядом запасы провизии, которые сделал за последние недели. В основном это были консервы и брикетики быстрого приготовления, в которые надо было просто добавить кипяток. Там же стояли два картонных ящика с шампанским, которые он не рискнул перенести в погреб, потому что пока не навел там порядок. На верхней полке стеллажа его внимание привлекла стопка книг по кулинарии. Он не заметил их раньше и придвинул табурет, чтобы рассмотреть поближе. Его мать великолепно готовила, и он часто видел ее изучающей рецепт, если затевалось какое-то сложное блюдо. Среди книг он нашел блокнот, куда она записывала все новинки, а также ученическую тетрадку, которую начал машинально листать. Заинтригованный тем, что ему бросилось в глаза, он спустился с табурета и подошел к лампе. Все сто страниц сверху донизу были исписаны одним словом: «Нет, нет, нет, нет...» Почерк был ему незнаком, писали с таким нажимом, что в некоторых местах бумага была порвана. Кто бы мог придумать для себя столь идиотское упражнение, а главное, какого черта тетрадь сохранена?

Виктор вернулся к стеллажам, но больше ничего там не нашел. Эти тысячи ожесточенных «нет» задели его за живое. Рок принадлежал семье Казаль так долго, что не оставляло сомнений в том, что автором этого навязчивого бреда был кто-то из ближайших родственников. Дед и бабушка со стороны отца, которых он не знал, умерли от болезней друг за другом с интервалом в несколько месяцев; трудно было себе представить, чтобы речь шла о ком-то из них. Это было бы тем более странным, потому что в семье о них не осталось никаких воспоминаний, кроме маленького портрета в гостиной. Выйдя замуж и обосновавшись в Роке, Бланш со свойственной ей тщательностью все привела в порядок, она неоднократно хвалилась этим перед детьми. Она охотно рассказывала, что ей было двадцать с небольшим, когда она ощутила себя настоящей хозяйкой поместья, и что счастье переполняло ее, когда у нее родились два сына. До тех пор пока Марсьяль не покинул ее, Бланш считала себя счастливейшей из женщин. Затем она стала самой несчастной из них, но никогда об этом не говорила: с того дня, как муж вернулся, она, казалось, обо всем забыла.

Вдруг в тишине раздался скрип. Виктор вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к этим звукам, особенно к ужасному скрипу, издаваемому то балками, то паркетными полами. Он вышел из кладовой и оглядел кухню. Он иногда забывал о том, чтобы запереть двери на ключ, и потому спускался среди ночи проверить, все ли в порядке. Может быть, ему стоит подумать, не обзавестись ли оружием? Окна Рока были защищены только внутренними ставнями, которые больше спасали от солнца, чем от возможных воров. В ту пору, когда здесь жили его родители, местность была, несомненно, более спокойной, что объясняло подобную беспечность, но времена изменились. Если агент из его страховой компании заявится сюда, он обязательно потребует смены запоров. Ну а пока Виктор был беззащитен, находясь в зависимости от любого бродяги.

Он ощутил потребность включить верхнее освещение, и ему показалось это забавным. Ведь невозможно осветить сразу весь дом, обязательно останутся темные углы.

– Не иначе это тетрадка нагнала на меня страху,– сказал он вполголоса.

«Нет» – кому? или чему? Он снова уткнулся в эту безумную писанину. Сколько же времени понадобилось, чтобы исписать всю тетрадь? И очевидно, что ярость того или той, кто писал, и не думала ослабевать.

Сильно растревоженный, Виктор решил отнести тетрадь к себе в комнату и сохранить ее с фотографиями, обнаруженными в секретере. Интересно, сколько еще подобных находок он сделает? Ведь он только начал обследовать этот дом! Он думал, что раз уж жил здесь в детстве, значит, все сюрпризы давно раскрыты? Самое простое – начать обследовать по порядку, одну комнату за другой, открывая все стенные шкафы и выдвигая все ящики из столов. А в заключение – обследовать чердак.

Только не сегодня вечером, во всяком случае... В данный момент ему следует подумать об ужине. Он поставил на стол тарелку и стакан и на мгновение озадаченно застыл, удрученный жалким натюрмортом. Пожалуй, он станет неврастеником, если ему предстоит есть в одиночестве каждый вечер! Идея приготовить себе что-нибудь и пойти коротать время перед телевизором также не прельщала, но это, по крайней мере, было-бы не так грустно. А может, стоит сесть в машину и поехать в Сарлат? Максим всегда встретит его с распростертыми объятиями, а стряпня Кати стоит того, чтобы потратить время на дорогу. Он глянул на часы: всего восемь часов, вечер еще только начинался.

Нильс увидел, как молодая блондинка встала и нервно бросила монетку на столик. Она вышла из бистро, не обернувшись, не допив свое пиво, возможно, испугавшись той настойчивости, с которой он наблюдал за ней в течение пяти минут. Официант подобрал монету и, убирая стакан, бросил на Нильса осуждающий взгляд, а тот виновато улыбнулся в ответ. Не мог же он объяснять, что определенный тип женщин завораживает его и погружает в бесконечную меланхолию. В каждой блондинке он все еще искал образ матери, психиатр объяснял ему это сотни раз. Возможно, именно в этом скрывалась причина его привязанности к Лоре?

Против собственного желания Нильс провожал блондинку глазами, пока она торопливо шла по тротуару с другой стороны стекла. Вдруг она споткнулась и на минуту исчезла из его поля зрения. Оттолкнув свой стул, он с бьющимся сердцем бросился наружу, но ей уже помогал подняться какой-то прохожий. Увидев, что с девушкой все в порядке, он испытал совершенно не подходящее случаю огромное облегчение.

– Что вам до этой женщины? Вы что, ее знаете? – проворчал подошедший официант.

– Да нет...

– Ну и оставьте ее в покое! К тому же вы ушли, не заплатив.

Нильс протянул купюру в десять евро, оставил сдачу и пошел в противоположном направлении. Банальное падение незнакомки потрясло его так, что он начал паниковать. Сначала ему надо бы успокоиться, а потом подумать о том, чтобы подлечиться, поскольку этот инцидент был далеко не первый. Два или три года назад он увидел, как с помоста на съемочной площадке упала ассистентка. Помнится, он закатил из этого целую истерику. Была ли она блондинкой? Он запомнил только тот ужас, который испытал. Можно ли это назвать нарушением поведения, навязчивой идеей или фобией? Да, несомненно. Его мать умерла именно так: она упала со стремянки, стоя на верхней ступеньке, когда мыла окна. Падение с четвертого этажа на плиты, выстилающие двор, не оставило ей ни малейшего шанса. Когда он думал об этом, его охватывал ужас. У него не сохранилось никаких осознанных воспоминаний об этой сцене, хотя он находился в той же комнате, скорее всего, погруженный в игру. Через несколько минут после падения в комнату зашли два жандарма и увели его. Он ждал возвращения отца в комнате соседки на первом этаже, единственное окно которой выходило во двор, где суетились врачи скорой помощи,– впрочем, и этого он не помнил. Позднее Марсьяль доступно рассказал ему о произошедшем. Рассказал один-единственный раз. Несмотря на расспросы сына, он отказывался говорить на эту тему, словно память об Анеке принадлежала только ему. «Ты почти не знал свою маму,– говорил он сыну,– лучше будет, если ты ее забудешь. Помни только о том, что это была самая замечательная женщина в мире». Сам же отец не забывал Анеке никогда. Достаточно было заговорить при нем о Швеции, как он сразу замыкался в себе.