А теперь даже стареющий Ферреоль обращался к нему уважительно и удивлялся, как «маленький парижанин» получает от земли такой урожай. Старик демонстративно снимал фуражку, когда заходил в овчарню, переделанную в рабочий кабинет.
Приблизившись к дому, Ален свернул с аллеи на обочину, на траву. Ставни в доме были еще закрыты – тем лучше. Он осторожно вошел, поднялся наверх принять душ и переодеться. Фыркая под струей теплой воды, он еще раз задумался, кто такой Рафаэль, и с досадой почувствовал укол ревности.
– Нет, папа, ни за что! – со смехом отказывался Винсен. – Я не такой отважный, как Мари. Не хочу иметь дело с тобой…
Его кузина, возведя глаза к небу, ответила:
– Мне хватило одного раза. Но ведь я представляла противную сторону. А ты судья и вполне сможешь вести одно дело с Шарлем.
– Даже и не думай! Если так случится, я скажусь больным и пропущу этот день!
Шарль весело смотрел на них.
– Вы, что, меня боитесь? Приятно слышать такие слова от молодых львов. Кстати, раз уж тут одни юристы, год назад была реформа уголовного права. Вы в курсе? Ну и как она вам?
– А ты уже придумал, как вывернуть ее в пользу защиты! – ответила Мари.
– Естественно.
Они завтракали на патио и уже добрую четверть часа говорили только о судьях, законах и постановлениях. Винсен был так рад быть рядом с отцом и кузиной, что не торопился ехать в Авиньон. Еще два дня – и начнутся каникулы, он будет рад обществу брата и кузенов. Готье и Шанталь приехали неделю назад и были веселы и беззаботны, как новобрачные; вчера приехал Даниэль с еще одним новеньким дипломом в кармане. Одиннадцать из двенадцати спален были заняты, давно дом не знал такого оживления. Кроме кухарки Изабель и няни из агентства «О'пэр» Клара наняла горничную, но дел было много, и Мадлен с Магали тоже приходилось заниматься хозяйством.
Лето выдалось очень жаркое, и лишь по ночам температура становилась терпимой, весь день сидели в доме. Только Ален выходил на улицу и резвился с детьми в тени лип, придумывая новые игры. Да Винсен задыхался в своем судейском кабинете с утра до вечера.
– Ты перебежчица, – сказал он Мари. – Ты должна была пополнить ряды медиков!
Молодая женщина улыбнулась шутке:
– Разве право закреплено только за Морванами-Мейерами? А другим категорически запрещено?
– Для тебя мы с радостью сделаем исключение, – сказал Шарль, – ты хороший рекрут.
Мари была благодарна дяде за эти слова, она нечасто слышала от него комплименты. Но она для того и выбрала право, чтобы он обратил на нее внимание, чтобы признал, чтобы когда-нибудь она услышала такие слова.
– Ты не представляешь, – обратился Винсен к отцу, – сколько вопросов мне задают, не твой ли я сын!
– Разве ты не привык к этому еще на факультете? – усмехнулась Мари.
– Замолчите оба, – вздохнул Шарль. – Я ведь не заслоняю вам свет.
В ответ оба дружно расхохотались, и Шарль пожал плечами.
– Вы хотите оттеснить меня на обочину. Сначала двоюродный дедушка, потом дедушка… Остается только отпустить бороду и ходить с тросточкой…
– Поклонницы будут любить тебя еще больше, – возразила Мари, глядя прямо на него. – И, обрати внимание, я запретила Сирилу и Лее называть тебя «дедой»!
– Какое счастье!
В это благословенное утро Шарль вел себя непринужденно, задержался после завтрака и, казалось, от души веселился; Винсену очень не хотелось уезжать.
– Ты опоздаешь… – напомнила ему Мари.
Нехотя встав со стула, Винсен взял набитый папками кожаный портфель. У него не было времени поцеловать Магали, и он заторопился.
– Я горжусь им, – негромко сказал Шарль, глядя ему вслед.
– Так скажи это ему! Если бы ты знал, как он старался, как стремился к этому!
– Мари, все к чему-то стремятся. Кроме дураков…
Она подумала, уж не Алена ли Шарль имеет в виду, но предпочла благоразумно избежать этой темы.
– Кроме того, он подарил тебе многочисленное потомство. Ты рад?
– Очень… Я думаю, что семья – это главное. Так сказала бы и твоя бабушка. А ты, Мари, все еще не созрела для брака?
Его насмешливый тон задел Мари, и она молча покачала головой. Обременять себя мужчиной? Нет, она еще не готова, детей и работы ей вполне хватает, во всяком случае, в этом она пытается себя убедить.
– Я не хотел тебя обидеть, – извинился Шарль. – Но я хочу, чтобы ты была…
– Замужем?
– Нет, счастлива. Кроме того, во мне говорит старая Франция, и мне горько видеть тебя одну. Между прочим, через несколько месяцев я кое-что смогу тебе предложить.
– Жениха? – пошутила она. – Хочешь, как Клара, попробовать себя в роли сводника?
– Ничего подобного. Это по работе. Я хочу расширить контору, привлечь компаньонов. Американцы успешно делают так: работа в группе дает им преимущества. Персонала больше, расходы общие, дела распределяются по специализации, можно подменять друг друга в одном деле.
– Шарль, ты хочешь уйти из управления?
Она забеспокоилась, но увидела веселую искорку в его серых глазах.
– Ты шутишь! Вовсе нет! Я хочу быть одинаково сильным и в уголовном, и в административном, и в деловом, и в гражданском праве. Хочу стать неуязвимым. Я буду очень придирчиво выбирать партнеров, ведь это будет моя контора, пусть даже там работает группа. Я расширю контору на бульваре Малерб, куплю соседнюю квартиру, – она как раз продается. Но мы еще обсудим это позже.
На этот раз он удивил ее; она не решалась верить в то, что сейчас услышала.
– Почему я, Шарль?
– Потому что у тебя талант, Мари. И острые зубы! Если ты…
Из дома раздались голоса, и Шарль повернулся: на патио вышла Клара, она разговаривала с семейной парой и слишком оживленно смеялась.
– Да нет же, это очень хорошо! Чудесная мысль, я так рада. Проходите, проходите…
Машинально поднявшись, Шарль оцепенел при виде Стюарта и Сильви. Сильви смущенно пыталась высвободиться, но Стюарт крепко держал ее за руку.
– Шарль, дорогой! – воскликнула Клара. – Смотри, кто здесь! Представляешь? Они хотели проехать мимо!
Он заметил, что Сильви готова сквозь землю провалиться, стоя на этом патио. Наконец ей удалось освободить руку, и она грустно улыбнулась.
– Мы едем из Эксан-Прованс, – сказал Стюарт, глядя прямо на него. – Было бы глупо не навестить вас…
Они смотрели друг другу в глаза, потом Шарль взглянул на Сильви: для нее это была пытка. Без особого энтузиазма он произнес:
– Очень рад.
– Вы непременно остаетесь у нас обедать! – не унималась Клара.