Жар твоих объятий - читать онлайн книгу. Автор: Лаура Паркер cтр.№ 66

Прошло уже более недели с той ночи, когда Эдуардо, быстро уложив вещи, уехал из «Грэнд-юнион», не оставив даже записки. Рассерженная и обескураженная, она до полудня просидела в четырех стенах, пока Тайрон не пришел за ней. Он спокойно отнесся к известию об исчезновении Эдуардо, хотя недоумевал, куда мог уехать его партнер и каковы его планы на будущее.

— Allez-vous-en!

Вздрогнув, Филаделфия села в кровати, прислушалась и поняла, что пронзительный крик доносится с улицы. Она откинула сетку и оглядела комнату. Простота комнаты резко контрастировала с богатой обстановкой В утреннем свете стены были такими же безупречно белыми, как и белоснежное белье, на котором она спала. Крик повторился снова:

— Allez-vous-en! Chien mechant! Merde! [1]

Что за странный французский? Кто кого должен прогнать? Спустив ноги с кровати, она быстро сунула их в атласные тапочки, накинула пеньюар поверх ночной рубашки из хлопка и заскользила к двери по полированному полу. Открыв высокую, до потолка, дверь, она вышла в галерею, и перед ней открылся совершенно незнакомый мир.

Внизу она увидела внутренний дворик с чугунным фонтаном посредине. Жаркие лучи утреннего солнца заливали его ярким светом. Даже в тени чувствовалось горячее влажное дыхание Миссисипи. По краям дворика росли тропические растения, отбрасывая тени на пол, выложенный мозаикой, и цепляясь за высокие кирпичные стены дворика Толстые виноградные лозы обвивали стволы цветущих деревьев. Другие растения гнулись под тяжестью алых и золотисто-желтых цветов. Папоротники широко распушили свои листья-и были похожи на раскрытые веера. Сквозь густой кустарник, виноградную лозу и листья она увидела в конце сада другие строения. До нее донесся гул голосов и безошибочный запах кухни, нарушавших красоту и сияние освещенного солнцем дворика.

— Allez-vous-en!

Вздрогнув от крика у нее за спиной, Филаделфия резко обернулась и, увидев причину своего испуга, громко рассмеялась.

Из клетки, висевшей в одном из углов галереи, на нее смотрел большой зелено-желтый попугай. Она направилась к нему, и он, склонив голову, с подозрением уставился на нее одним блестящим глазом.

— Grosse bete, va-t’en! (Убирайся, животное! (фр.) ) — закричал он. Филаделфия улыбнулась и, приняв серьезный вид, спросила:

— Кого ты зовешь, дурачина, переросший воробей? — Подражая ему, она склонила голову набок и закрыла один глаз. — Я украшу свою чудесную соломенную шляпку перьями из твоего хвоста.

Попугай, казалось, понял ее угрозу, так как быстро переместился по жердочке на три ступеньки выше и издал истошный крик.

— От всего сердца приветствую вас в моем доме, мисс Хант. Надеюсь, вы хорошо спали.

Филаделфия снова вздрогнула и медленно повернулась. На другом конце галереи стоял Тайрон. Она посмотрела на дверь своей комнаты, потом перевела взгляд на двери за его спиной и определила, что их комнаты расположены далеко друг от друга. Интересно, как долго он стоял здесь незамеченным?

— Доброе утро, — сказала она как можно естественнее.

Он прислонился к перилам, зажав в левой руке сигарету. На нем были черные брюки, сапоги и рубашка с короткими рукавами. Когда он повернулся к ней лицом, то она увидела, что рубашка у него расстегнута.

Филаделфия открыто уставилась на его крепкую загорелую грудь, заросшую красновато-коричневыми волосами, и невольно сравнила их с черными шелковистыми волосами, росшими на груди Эдуардо.

Она опомнилась только тогда, когда он, положив руку на грудь, стал массировать ее, втирая в кожу мелкие капли пота, и в смущении опустила глаза.

Он издал странный звук — что-то среднее между хрюканьем и хмыканьем — и шагнул к ней.

— Вы постепенно привыкнете к нашей чуждой условностям жизни, мисс Хант. Новый Орлеан — древний город. — Он приближался к ней, и его голос становился все громче, заглушая звук шагов. — Здесь происходят такие вещи, которые остальной стране и не снились. Здесь вы можете получить наслаждение во всех его видах.

Тайрон остановился перед ней с зажатой между большим и указательным пальцами сигаретой. Протянув к ней руку, он свободными от сигареты пальцами приподнял ее подбородок.

— Мы верим как в праведников, так и в грешников. — Филаделфия отпрянула от него и постаралась придать своему лицу холодное выражение.

— Что касается меня, то я предпочитаю праведников, мистер Тайрон. А сейчас прошу извинить меня.

Он уперся рукой в стену, преграждая ей дорогу.

— Не бойтесь меня, — сказал он.

— Для этого нужны другие условия.

Взгляд Тайрона устремился к вырезу ее пеньюара, где четко обозначились очертания грудей.

— Вы сами их создаете, — последовал ответ. Филаделфия плотнее запахнула пеньюар и попыталась отстранить его; ее сердце бешено колотилось.

— Когда мы уезжали из Саратоги, вы обещали мне держаться на расстоянии. Я вам поверила. Если сейчас что-то изменилось, то я немедленно уезжаю.

Тайрон не отрывал взгляда от ее груди, с удивлением отметив, как затвердели ее соски. Возможно, это произошло от страха, но, возможно, и по другой причине. Он затушил сигарету о перила.

Филаделфия совершенно не ожидала, что он схватит ее. Всю оставшуюся жизнь она будет недоумевать, почему тогда не закричала. Она уговаривала себя, что это глупо, стыдно и в этом нет нужды. Но когда его руки крепко схватили ее за плечи и прижали к оштукатуренной стене, она даже не сопротивлялась.

— Querida (Возлюбленная, желанная, любовница (исп.).), — гортанно прошептал он, нежно погладив ее по голове. Но в его глазах не было нежности, а только одна неприкрытая страсть. Эти блестящие прозрачные глаза дикаря требовали, чтобы она отдалась ему.

Его палец пробежал по ее щеке до уголка рта, где начала подергиваться мышца.

— Кожа нежная, — сказал он, наблюдая, как вспыхнули ее щеки. Как давно он не видел женщин, щеки которых розовели от страсти. Проститутки и замужние женщины притворялись, но редко краснели. Его рука спустилась к ее талии, затем он погладил ее бедра и крепко прижал к своей восставшей плоти.

— Нет! Не смей! — Она начала вырываться, но он положил ей руку на горло и слегка сдавил его.

— Я хочу только поцелуя. Только поцелуя. — Слишком напуганная, чтобы сопротивляться, Филаделфия замерла, когда он наклонился к ней. Однако страх отступил, едва он прижался губами к ее рту, и все ее тело охватила дрожь. Его губы, жесткие и требовательные, просили поцелуя, его горячее дыхание обжигало ей лицо.

Она сжала зубы, когда он попытался языком проникнуть к ней в рот. Крепко ухватив ее за подбородок, он запрокинул ей голову и впился зубами в нижнюю губу. Острая боль заставила ее открыть рот, чем и воспользовался Тайрон, засунув в него язык, в то же время не переставая крепко прижимать ее к своим чреслам.