Стивен нахмурился.
– А что, если бы твоя жена была членом подпольного общества, которое помогало переправлять рабов с юга на север?
– Это – другое дело, – твердо сказал Стивен.
– Почему? – с вызовом бросила она.
– Мы говорим не о других женщинах, – сказал Стивен, уклоняясь от ответа на ее вопрос. – Мы говорим о тебе. И я не могу поверить, что люди основывают свое мнение о тебе на том, что у тебя, видишь ли, есть свое суждение по любому поводу.
Наклонив голову, она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
– В самом деле? – произнесла она вызывающим тоном. – Значит, ты считаешь, что я не в своем уме? – Она подошла ближе и провела пальцами по его груди.
Он схватил ее за кисть. Хватка была такая крепкая, что даже причиняла боль.
– Прекрати! Прекрати эту игру! Да, черт возьми, я уже потерял счет, сколько раз задавался вопросом, в своем ли ты уме!
Белл глубоко вздохнула, и ее глаза сверкнули. Она попыталась вырваться.
– Белл… – проговорил он хотя и устало, но ласково. Весь его гнев как по волшебству исчез. – Почему, ну почему ты поступаешь так, что я невольно начинаю подозревать худшее?
– Что бы я ни делала, ты все равно останешься при своем мнении.
– А что я, по-твоему, должен думать, когда ты водишь пальцами по моей груди в общественном парке или отправляешься одна, без всякого сопровождения в ресторан?
– Предрассудок, не позволяющий женщинам ужинать в ресторане одним, давно устарел. Кстати, кроме нас двоих, там никого не было.
– Но ведь я мужчина!
– Вот именно. Будь я мужчиной, нам просто не о чем было бы спорить.
Стивен что-то пробормотал себе под нос, но, не сдаваясь, продолжил:
– Ты устраиваешь вечера, на которые приглашаешь и джентльменов, и слуг.
Белл пристально поглядела на него:
– И кого же ты считаешь джентльменами? Уэнделла, Гастингса или себя?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Ты хочешь сказать, что проявлять доброту к слугам недопустимо?
Стивен опустил голову. Даже в собственных ушах его слова начинали звучать нелепо:
– Допустимо или недопустимо, но так не принято.
– Может быть, в других бостонских домах так не принято, а к себе домой я могу приглашать кого хочу, включая Уэнделла и Гастингса. В чем еще проявляется мое безумие?
Замешательство Стивена усиливалось.
– Ты появляешься на приемах в давно вышедших из моды платьях.
Он не заметил, что ее щеки покрылись алыми пятнами.
– Ты говоришь первое, что тебе приходит на ум, не считаясь с тем, уместно это или нет. – Белл отвернулась, чтобы Стивен не видел ее лица. – И что я, по-твоему, должна делать? – спросила она. – Попивать чай с Луизой Эббот или вышивать тамбуром алтарное покрывало?
– Для начала и это было бы неплохо. Она крепко зажмурила глаза.
– Уж лучше тогда сидеть взаперти в бревенчатом доме где-нибудь за городом.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь.
Она медленно повернулась и взглянула на него в упор.
– Я отнюдь не уверена, что это было бы хуже.
– О чем ты говоришь, Белл? – Его сердце громко застучало. – Ты задала мне столько загадок, на которые я не знаю ответа. Пожалуйста, расскажи мне о своем прошлом. У меня такое впечатление, будто ты и жила взаперти.
Она окинула его долгим, бесконечно долгим взглядом. Стивен ждал, что она вот-вот заговорит, когда Белл вдруг приложила ладонь к его груди. Его тело бурно откликнулось на это прикосновение. Рассудок требовал ответа, но тело вспоминало лишь пережитые ими вместе вспышки страсти и жаждало новых ощущений.
– Белл! – произнес он предостерегающим тоном. Но, не слушая предупреждений, она только шепнула:
– Обними меня, Стивен.
И все его благие намерения пошли прахом. Он отчаянно стиснул ее в объятиях. Прижал губы к ее шее, ощущая ее тепло. Белл тихо вскрикнула. Откинула голову, и глазам Стивена открылась ее кремово-белая кожа, полуспрятанная бархатом и мехом. Его руки скользнули к ее бедрам, и он крепко прижал ее к себе.
Тем временем ее руки блуждали по его спине, разжигая и без того жгучий огонь.
Он со стоном отстранился:
– Нет, я не стану доводить до конца начатое. Я не хочу быть просто проводником на твоем пути к плотским наслаждениям и забвению или пособником твоего бегства, от чего бы ты ни убегала.
Она тяжело вздохнула.
– Ты думаешь, я не знаю, что когда жизнь доводит тебя до безумия, ты обращаешься ко мне? Когда вопросы становятся слишком острыми или требуют правдивого ответа, ты бросаешься ко мне в объятия. Почему, и сам не знаю, но, видимо, я помогаю тебе рассеять грусть, что так часто появляется в глубине твоих глаз. Но отныне этому конец, Белл! Слышишь? Я хочу помочь тебе вспомнить. Хочу, чтобы ты не пряталась от того, что тебя тайно преследует.
Она попыталась вырваться из его объятий, но он держал ее слишком крепко, чтобы она могла это сделать. Он хотел обладать не только ее телом, но и душой, хотел, чтобы они любили друг друга. Но до тех пор пока между ними стоит ее прошлое, это невозможно.
– Я искал сведения о твоем муже, – сказал он и почувствовал, как напряглись ее плечи, – а также сведения о твоем всемирно знаменитом отце, Белл. Признайся, ни того ни другого не существует. – Она все еще пыталась высвободиться, но он словно прикрепил ее к себе наручниками. – Согласись, что твое место здесь… рядом со мной.
Белл смотрела на него полубезумным взглядом. Но и на этот раз он зашел слишком далеко для отступления.
– Ты должна посмотреть правде в глаза, Белл. Отец никогда не приедет за тобой.
Наконец-то с лицом, искаженным гневом, она высвободилась.
– Ты лжешь! – прошипела она.
– Прости, но…
– Я ненавижу тебя, Стивен Сент-Джеймс! Ненавижу всей душой!.. – Пока она переводила дух, ее огромные голубые глаза излучали презрение. – Мой отец существует, существует! И, как я и сказала, он обязательно приедет за мной.
Прежде чем она успела убежать, Стивен схватил ее за руку.
– Белл… – ласково произнес он.
Гнев, мерцавший в ее глазах, потускнел, выступили слезы. Но затем она взяла себя в руки:
– Отпусти меня, Стивен.
– Пожалуйста, послушай, Белл… Яростным рывком она вырвалась.
– Вот увидишь, отец приедет за мной. Но до этого времени не смей не только притрагиваться ко мне, но и разговаривать со мной!
Вся дрожа от ярости, она повернулась и поспешила домой по парковой аллее.