Кузина королевы - читать онлайн книгу. Автор: Шейла Бишоп cтр.№ 13

На самом деле сонеты мистера Сидни, как и его чувства, сильно изменились по сравнению с его сонетами и чувствами двухгодичной давности, и если Рич до сих пор этого не понял, то только потому, что не считал нужным тратить время на чтение всяких стишков. Но Пенелопа не лгала ему в главном – ее собственное поведение было безупречно.

Она чувствовала себя так уверенно, что, решив отправиться ненадолго в Стратфорд-ле-Боу – по своему собственному желанию, а не по приказу Рича, – она пригласила Филиппа в гости. Может быть, он и не хотел навещать ее в доме, где она делила постель со своим мужем, Но отказаться он не посмел. Он не раз шутил по поводу того, что неплохо было бы нагло заявиться к лорду Ричу домой и посмотреть, что он станет делать. А вдруг он захочет его выставить. Но у Рича не было никакого желания ссориться с племянником графа Лейстера.

Филипп был чудесной компанией для Пенелопы в этот дождливый февраль. Они беседовали, играли в шахматы, она пела ему песни, аккомпанируя себе на лютне, он развлекал ее новыми стихами – не серьезной поэзией, которая создается в одиночестве, в жестоких муках творчества, но безделками, которые играючи приходят к человеку, отточившему свое поэтическое мастерство при написании эпиграмм на придворных и пьес для королевы.

Он как раз писал одно такое стихотворение, сидя за полом в комнате Пенелопы в то время как она играла со своим спаниелем Верным. Сидни выбрал именно эту сцену в качестве темы – Верный совсем ошалел от радости, когда его хозяйка вернулась домой, и Филипп говорил, что сходит с ума от ревности, когда видит, как Пенелопа растрачивает столько чувства на «это крошечное создание».

– Вы же любите собак не меньше меня, – возражала она.

– Да? Подождите, послушайте это. У меня готовы первые восемь строк.

– И ты слушай, малыш, – улыбнулась Пенелопа. – Мистер Сидни написал о тебе в стихотворении.

Верный завилял хвостом. Сидни стал читать:

Любовь моя, неужто песик твой тебе меня дороже?

Тебя он любит, но ведь не сгорает от любви.

Сгораю я. Он тебя ждет. И я не сдвинусь с места тоже.

Он верен. Но нет на свете пса, который был бы преданней меня.

Он ростом невелик, совсем недавно был щенком.

Он только лает. С моими песнями знаком твой голос сладкий.

Ты бровью поведешь – он мчится и несет тебе в зубах перчатку,

Но лишь мигни – я принесу тебе и душу целиком.

– Хорошо, только возникает вопрос...

– Какой?

– Нужно ли мне, чтобы вы приносили мне душу.

Сидни улыбнулся и снова взялся за перо.

– А вы остры на язык. Я докажу вам, что моя душа – товар, которым не следует разбрасываться.

Это правда! Пенелопа вздохнула. Она ощутила сильное желание обхватить руками его голову, снять напряжение и боль, чтобы сон, так долго бежавший от него, наконец пришел. Как все легко было бы в жизни, если бы они поженились тогда! У него такие красивые руки... Первое, что замечаешь в мужчине, – это его руки. Филипп мог бы научить ее любви. Вместе с этой мыслью пришло разочарование – время учения кончилось, и урок уже выучен.

– Ну-ка посмотрим, что ваш любимец скажет на это, – произнес Сидни, отложив перо и посмотрев на Пенелопу.

Она быстро отвела взгляд, но, видимо, опоздала. Увидев в его глазах вопрос, она залилась краской и начала усиленно гладить Верного. Сидни сидел, молчал и улыбался каким-то своим мыслям.

Не прошло и двух недель, как ей пришлось признаться во взаимной любви к нему. Филипп вытянул из нее правду, и теперь его было не сбить с толку никакими уловками. Он видел ее глаза в тот момент, когда она смотрела на него, и написал об этом сонет, который и прислал без всяких комментариев. В притворстве уже не было надобности.

Она ясно дала понять, что ему не на что надеяться и что их любовь не пойдет дальше слов, и, хотя он потратил много времени, споря и доказывая, что белое – это черное, она была уверена, что он примет ее условия. Несмотря на свои мудрые и вразумительные аргументы, Филипп все же был от природы столь добродетелен, а ее власть над ним – столь сильна, что Пенелопа успокоились, поняв, что они могут продолжать видеться, не подвергая себя никакой опасности.

Недели шли за неделями, заполненные удовольствиями и развлечениями. Двор переместился в Нонсач. Рич уехал в Лиз, на пахоту и сев. Одним апрельским днем Пенелопа заехала в огромный особняк Лейстера в Стренде, чтобы повидаться с родными. Дворецкий сказал ей, что графиня и леди Дороти куда-то отправились в карете, но его светлость дома и принимает лорда Уорвика и мистера Сидни. Пенелопе не хотелось нарушать мужскую компанию, поэтому она поднялась на небольшую галерею, где любила бывать ее мать. Она предвкушала, как приляжет на небольшой кушетке, предназначенной для послеобеденного отдыха, и будет смотреть на играющую в солнечном свете Темзу.

Пенелопа взяла книгу, но та оказалась слишком тяжелой – ее трудно было держать. Вчера у них были танцы до двух часов ночи, а позавчера она играла главную роль в новой пьесе Филиппа для театра масок, где была лесной феей с зеленой диадемой на голове и пела красивую грустную песню о соловье. Жизнь – изумительная вещь, но человеку все же необходимо иногда поспать! Она сбросила туфли и положила ноги на валик. Интересно, кто придумал фижмы? Наверное, мужчина – они ведь их не носят. Она откинулась на подушки, закрыла глаза и задремала.

Ей снился сон. Ее пес Верный забежал во дворец, и она искала его – впрочем, не очень настойчиво, краем сознания понимая, что это всего лишь сон. Ей преградил путь лорд-гофмейстер, стоящий на самой верхней ступеньке дворцовой иерархии. Он поцеловал ее... нет, лорд-гофмейстер не мог ее поцеловать! Сон потихоньку стал сменяться реальностью. Пенелопа ощутила чей-то рукав под пальцами и чей-то поцелуй на губах.

Она резко села на кушетке, ударившись лбом о подбородок Филиппа Сидни, и окончательно проснулась.

– О боже, Филипп, что вы делаете?

Он выпрямился и отступил назад.

– Не сердитесь, любовь моя. Вы выглядели так восхитительно, что я не смог устоять перед соблазном.

– Я выглядела никак не восхитительно! – Пенелопа сердилась, она была уверена, что у нее блестит нос и растрепались волосы, и от этого ее гаев только усиливался. – Как вы могли подкрасться и воспользоваться... вы, распутный тип, вам должно быть стыдно!..

– Мне стыдно, – сказал Филипп. – И раскаиваюсь. Однако он отнюдь не выглядел раскаивающимся. Он выглядел весьма довольным и старался не засмеяться.

– После всех ваших обещаний вот так воспользоваться мной... это не многим лучше насилия!

– Это гораздо хуже, – честно ответил Филипп. Он встал на колени, но только для того, чтобы пошарить под кушеткой. – Вот ваши туфли.

Она выхватила их у него из рук.

– А теперь убирайтесь!

Филипп поднялся с колен.