Я украду твой голос - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Бакшеев cтр.№ 9

Сначала Ривун опробовал новый голос на ближайшем приятеле. Сенька Рыжиков как-то оттащил Марка на разговор перед обедом.

— У Мерилы из второго класса карты понтовые есть с голыми тетками. Я знаю, где спрятаны. Можно стырить или отнять. Ну?

— Ага, прямо сейчас, уже бегу, — огрызнулся новым голосом Марк, уставившись на свежую дырку в рубашке Рыжика.

— Ты чё, Марк, заболел? — Рыжик, морщась, как от зубной боли, странно смотрел на Ривуна.

— Ага, прямо сейчас к доктору.

— Я говорю, карты понтовые. Если тырить, то лучше во время жрачки. Поиграем, а потом Бешеному отдадим. Он оценит.

— Мне по фигу. Стукани Бешеному прямо сейчас, и все дела.

— Так позыркать же хочется. Тетки, говорят, ядреные.

— Я есть хочу. — Марк равнодушно отстранил Рыжика и направился к столовой.

Странное дело, когда Марк ушел, Сеньке Рыжикову сразу стало спокойнее. Только пальцы с обгрызенными ногтями некоторое время нервно прижимали оторванный треугольник ткани на рукаве.

Приятели, как и прежде, еще пытались привлекать Марка в свои сборища. Но каждый раз он находил повод устраниться. Вскоре желающих выслушивать его объяснения не нашлось. Даже учительница все реже и реже спрашивала Марка на уроках. «Какой неприятный мальчик», — думала она, объясняя свое отношение к подростку мерзким шрамом на его шее.

Марк Ривун внутренне торжествовал очередную победу. Всего лишь изменив голос, он получил то, что хотел — свободу слушать и изучать многообразный мир звуков.

По воскресеньям из городского парка доносилось механическое звучание радиорепродуктора. Новости и речи вождей перемежались музыкой и песнями. Марк с первого прослушивания запоминал любую мелодию. В школе-интернате имелся старый рояль. Пожилая равнодушная учительница Софья Леонидовна в строгом костюме с накрахмаленным белым воротничком иногда вела уроки музыки. Чаще всего они были приурочены к очередному празднику, когда требовалось разучить бравурную детскую песенку и исполнить ее перед гостями из городского отдела образования. Учительница укрепляла над клавишами тетрадь с непонятными знаками и, глядя в нее сквозь треснутые очки, ударяла негнущимися пальцами по клавишам. В остальные дни комната с роялем закрывалась.

Однажды в конце второго года обучения Марк услышал, что уборщица не закрыла на ключ музыкальную комнату. Он проник в нее, приподнял крышку рояля и поочередно нажал пальцем на каждую клавишу. В памяти четко зафиксировались все звуки, которые может извлечь громоздкий музыкальный инструмент. Марк припомнил песню, которая накануне звучала в городском парке, и одним пальцем воспроизвел мелодию.

— О, ексель-моксель, композитор, — раздалось за спиной восклицание Бешеного. — А еще какую песню знаешь, малец?

Марк недоуменно оглянулся на глупый вопрос Бешенного.

— Я помню всё, что слышал.

Бешеный вряд ли осознал абсолютную правдивость ответа. Он щелкнул пальцами и вальяжно приказал:

— Потренькай мне что-нибудь из «Веселых ребят».

Песни из этого кинофильма чаще других звучали по радио, и Марк без ошибок проиграл мелодии.

— Композитор, блин! — крякнул Бешеный и дружески похлопал по плечу Марка.

За спиной лидера младших классов переминались его верные вассалы. Они запомнили похвалу предводителя. С тех пор прозвище Композитор накрепко привязалось к невзрачному хлюпику Марку Ривуну.

После открытия музыкального таланта жизнь Марка изменилась. Покровительство Бешеного принесло ему популярность среди сверстников и предоставило некоторую свободу. Он мог посещать музыкальную комнату хоть каждый вечер. Бешеный с легкостью добывал ключи от любых помещений интерната. Но дружбу с хулиганом приходилось отрабатывать. В любой момент предводитель мог прислать верного пацана с приказом «стренькать что-нибудь для души». Марк повторял на рояле известные мелодии, хотя, после изучения возможностей огромного черного ящика с клавишами снаружи и струнами и молоточками внутри, сразу потерял к нему интерес.

Ему больше нравилось улавливать и накапливать в памяти новые звуки, тона и шумы, чем бесконечно воспроизводить ранее услышанные. Он, как сумасшедший коллекционер, стремился схватить и присвоить всё, что влетало в его оттопыренные уши из многообразного мира звуков. Каждую находку он любовно изучал со всех сторон и откладывал в нужную ячейку памяти.

Однажды за исполнением блатной «Мурки» компанию застала врасплох учительница музыки Софья Леонидовна. Она выгнала из музыкальной комнаты всех, кроме Марка, и строго спросила хриплым прокуренным голосом:

— Мальчик, кто тебя научил играть на рояле?

Марк не понял вопроса. Разве учат специально говорить или ходить? Человек видит и слышит, как это делают остальные, и повторяет сам. Так же и с мелодией. Он прекрасно слышит, из каких звуков она состоит, знает, за какими клавишами скрываются эти звуки, и просто ударяет по ним в нужной последовательности. Чему тут учиться?

По интонации учительницы он уяснил, что виноват, поэтому самым покорным голоском ответил:

— Извините, Софья Леонидовна. Я больше не буду.

— Ну что ты! — всплеснула руками пожилая женщина и погладила нескладного мальчика по голове. — Это хорошо, что ты умеешь играть. Только кто тебя все-таки научил?

— Я сам, — тихо произнес Марк и вжал голову.

— Самородок. Природный талант! — похвалила учительница сухими губками. — Тебе развиваться надо. А ты можешь сыграть что-нибудь более сложное, например из Чайковского?

Марк Ривун недоуменно молчал.

— «Лебединое озеро» слышал? — допытывалась учительница.

— А по радио эту песню передают?

— Это не песня. Это балет, — непривычно ласково улыбнулась Софья Леонидовна. — Чайковского, мальчик, лучше всего слушать в театре. Но театра в нашем городе пока не построили.

Марк смутно представлял себе, что такое театр, и совсем уж не понимал, почему слово «балет» учительница произнесла с благоговейным придыханием. Пацаны под балетом подразумевали непристойный танец на вытянутых носочках. Ни один звук с этим танцем у Марка не ассоциировался, поэтому не представлял для него ни малейшего интереса. Он уважал только те слова, которые хоть как-то помечали то, что можно услышать. Однако человеческий язык был слишком беден для обозначения неисчерпаемого многообразия звуковых колебаний. Например, слово «скрип» применяли и по отношению к двери, кровати, сапогам, чернильному перу, снегу под ногами и в десятках других случаях. Но даже разные двери скрипели по-разному, не говоря уж об остальных предметах. В памяти Марка в условной ячейке «скрип» хранились сотни вариантов этого удивительного звука.

Учительница закончила горевать об отсутствии театра, опустила глаза на тощего мальчика со шрамом на шее и поинтересовалась: