— Герка, черт! — Лева бросился к Герману и обнял ero — сердечно, крепко прижав к груди. Затем оторвался от него, посмотрел на друга внимательно, как бы проверяя, все ли с ним в порядке, не очень ли сильно изменился Герман после всего произошедшего с ним за последнее время. — Неважно выглядишь. Уверен: тебе не хватает нашего общества, тебе просто необходимо расслабиться!
Герман, ясно увидевший таившиеся за этими словами бессонные ночи, попойки, хождения по гостям и ресторанам, студиям и офисам (его непременно, как звезду, как известного композитора, приведут к этим банкирам, собиравшимся вложить деньги в картину), содрогнулся от ужаса.
— Лева, у меня же куры! Я не смогу остаться в Москве на ночь.
— Куры?! — фальцетом воскликнул пораженный в самое сердце Лева. — Куры, значится?! Ты вообще соображаешь, о чем ты сейчас говоришь?! О курах! Господи! Речь идет о колоссальной работе, о заказе, о котором любой композитор может только мечтать, а у тебя в голове одни куры и яйца!
— Успокойся, Лева. Но ты и меня тоже пойми, они ведь живые существа.
— Хорошо, я сейчас позвоню Елене Сергеевне и попрошу ее, чтобы она пристроила к кому-нибудь в Киселево твоих кур.
— А она сможет?
— Она все сможет. Больше того, она сумеет даже продать их, то есть навсегда избавить тебя от кур.
Герман подумал, что такой вариант подошел бы ему больше всего, ведь тогда он не переживал бы о том, замерзнут ли его куры в эту холодную зиму, хватит ли им корма и теплой воды. Да, и на этот раз (впрочем, как и всегда) Лева оказался прав. И ему сейчас действительно не до кур.
— Ты прав, звони Лене.
— Да, Гера, если бы не этот заказ и не мои звонки, ты бы, пожалуй, совсем опустился в своем лесу. Одичал бы!
«Я уже одичал».
— Ты же прекрасно знаешь, зачем я приехал сюда, — возразил Герман.
— Честно? Вот — не знаю! Все это чушь полнейшая! Думаешь, я не понимаю, что ты прячешься от всех нас? Что ты перестал писать музыку? Ты здесь предаешься чревоугодию, много спишь, смотришь сериалы…
— Ты откуда это взял про сериалы?
— Да я просто знаю тебя! Так вот что я тебе скажу, Гера. От себя ведь не убежишь… Твой друг, построивший этот дом, — чего он добился? От кого он спрятался?
— Лева!
— А что — Лева?! Понимаю, для тебя это больная тема. А тебе не приходило в голову, что у этого дома плохая энергетика?
— С чего ты взял?!
— Гера, здесь нехорошая обстановка. И ты сам знаешь почему. Поэтому-то ты здесь ничего и не пишешь. Здесь живет дух бывшего хозяина!
— Он был светлым человеком.
— Но он был, понимаешь? И здесь все напоминает тебе о нем.
— Я стараюсь об этом не думать.
— А это действует на подсознательном уровне. Послушайся меня. Оставь ты этот дом, а еще лучше — продай. Такому же…
— …психу, скажи, ну, скажи!
— И скажу! А что?! Пойми, вспомни — как все было хорошо, пока ты жил в Москве. Мелодии из тебя так и сыпались, ты писал прекрасную музыку! Ты только вспомни, как много песен ты написал в прошлом году, и мы их очень хорошо продали.
— Лева…
— Ты сам себе все это придумал. О том, что в лесу тебе будет лучше работаться. Это — раз. Второе! Ты когда в последний раз был с женщиной?
«Сегодня. Спал с ней в одной постели, но даже не дотронулся до нее».
— Не помню.
— Вот! Ты забыл, наверное, пословицу: в здоровом теле — здоровый дух. Ты молодой мужик, тебе женщина нужна, а ты, вместо того чтобы привозить к себе барышень, разводишь кур! Я согласен: неплохо иметь домик на природе. Но не в лесу, где тебе никто не придет на помощь, где ты из-за снегопада, к примеру (если бы не твои и мои возможности), мог бы просто остаться без еды и воды! Другое дело, приезжать сюда с друзьями, подружками, на шашлычки, супчик на костре варить. К тому же тебя с тех пор, как ты переехал сюда, не интересовали вопросы безопасности. Скажи еще, что это от большого ума! Разве можно так относиться к себе? Ведь любой человек с криминальным прошлым, набредя на твой дом, мог бы убить тебя, ограбить, покалечить. И никакие запоры тебе не помогли бы!
И тут Герман вспомнил что-то очень важное, от чего у него даже перехватило дух!
— Лева… Господи, как же я забыл?!
— Ты что? Побледнел… Тебе плохо?
— Если я его не найду, то будет плохо…
— О чем ты?!
— Да о пистолете! У меня же есть пистолет!
— Откуда? Может, у тебя есть еще и разрешение на него?
— Вот разрешения нет, это точно. Этот пистолет достался мне… в наследство.
— Ничего себе! И что? Этот тот самый пистолет?
— Да нет же, пистолет тут ни при чем! Все было иначе!
— Ладно-ладно, я знаю, что это больная для тебя тема. Ну, так что с этим пистолетом?
— Я нашел его и спрятал. Но не за унитазом, как тот, второй.
— Какой еще второй?!
— Подожди… Лева, я опять что-то перепутал. Так много всего произошло в это утро, что я окончательно запутался. Второй вовсе и не за унитазом!
— Гера, приди в себя! Что за второй пистолет?!
Герман вдруг почувствовал, что Рубин разговаривает с ним, как с ребенком.
— Второй пистолет мне удалось утащить из-под носа у крепко спавшей Нины! — простонал Герман, удивляясь непонятливости Льва.
— А… Ясно. И где же он?
— Я думал, — Герман разговаривал уже на ходу, по пути к ванной комнате. — Я почему-то был уверен, что спрятал его за унитазом.
— Ты серьезно?! Ничего более смешного я в жизни не слышал! — хохотнул Рубин.
— Ну и смейся себе на здоровье. Но я перепутал, я вспомнил, что за унитазом я спрятал яд! А пистолет…
— Яд?! Еще и яд?!
— Лева, — Герман склонился над унитазом и извлек из полумрака кафельного закутка пузырек с темной жидкостью. Предположительно, именно этим ядом отравили мачеху Нины Вощининой. — Вот, говорю же тебе — здесь яд! А пистолет я замотал в полотенце и сунул в корзину с грязным бельем. Вот, собственно, и он!
И Герман достал из корзины пистолет. Рубин ошалело покачал головой:
— Ну и в историю ты влип, ничего не скажешь!
— Понимаешь, я думал, что она нашла свой пистолет и взяла его с собой. Словом, что она, пока я спал, искала свое оружие, чтобы продолжить начатое. Она — страшная женщина. Она — убийца! Но у нее есть своя философия.
— У сумасшедших тоже имеется некая философия, у каждого — своя, — заметил, скрестив руки на груди, Рубин. — Повторяю, ты должен радоваться тому, что она исчезла. Пусть даже и на твой машине.